Оглавление (краткое) стр.
Предисловие 5
Диагностика 6
Уроки ХХ века. Конец «новой эры» 6
Почему я? К кому я обращаюсь? 16 Критика истории 20 Критика людей (Homo vulgaris – негодный материал) 42 Критика идей 62 Идеалы 115 Мета-ценности и фундаментальные принципы 115 Бытие: картина мира 121 Человек и его деятельность 140 Общество и ноосфера 221 Контуры путей 282 В поисках Консорции 283 Сценарии глобального развития и ноосферная стратегия 297 Вместо заключения 306 Грустные итоги 306 Надежда умирает последней 308 Оглавление (развернутое) ПРЕДИСЛОВИЕ 5 ДИАГНОСТИКА 6 Уроки ХХ века. Конец «новой эры» 6 Разочарование 6 Аксиологическая типология человечества 11 Почему я? К кому я обращаюсь? 16 Психологическая тайна мировоззрения 16 От «Я» к «мы» 18 Критика истории 20 Нормально ли человечество? 20 Фундаментальное противоречие: искусственное и естественное 21 Отчуждение и внутривидовая борьба 25 Псевдоорганизация (проклятие посредничества) 33 Псевдосоциализация 43 «Подлинное человечество»? 44 Критика людей (Homo vulgaris – негодный материал) 44 «Единое человечество» и «Homo vulgaris» 44 Установки 45 Предпосылки 55 Типология («элита» и толпа) 57 Критика идей 64 Критика метода 65 Метод критики 72 Система координат 73 Почему я не марксист? 74 Не трудоголик и не гедонист 79 Анархизм тоталитаризма не лучше 81 Природа все учла и взвесила? 82 Анти-Ницше 86 Пандемия постмодернизма 90 Либерализм и тоталитаризм: две «больших иллюзии» 92 Гуманизм и экзистенциализм 95 Позитивизм и прагматизм 99 Фашизм как сатанизм 100 Не то, что мните вы, природа… 101 Почему я не воцерковлен? 102 Эклектика и основы мировоззренческого синтеза 109 ИДЕАЛЫ 117 Мета-ценности и фундаментальные принципы 117 Поступок, развивающаяся гармония, антропокосмизм 118 Добро и зло 120 Идея ноосферы 121 Бытие: картина мира 123 Разные подходы к миру 124 Мир и бытие: онтоантропологический принцип 126 Вне соотношения ничего не существует 127 Конечность и бесконечность мира и любого сущего: в каком смысле любое сущее равно миру 128 Определенность и неопределенность: система и событие 131 Три лика бытия 132 Триединство в действии 137 Что ждать от этого мира и каким мы хотим его видеть? 142 Человек и его деятельность 143 Гармония – ответ на вызов противоречий 143 Норма и идеал 148 Основа человеческих качеств 149 Благо и счастье. Целесообразность и игра 156 Человек- преобразователь 159 Человек в общении 164 О разумных потребностях 171 Человек в мире идеальных образов 175 Познание 176 Выражение и понимание 181 Воображение 183 Идеальная деятельность и вера 184 Эстетическое отношение к миру 186 Религиозное отношение 190 Философско-мировоззренческий аспект 196 Итоговый портрет 198 О заповедях 202 Общество и ноосфера 205 Общие принципы и структура проблемного поля 205 Основные проблемы (власти, «испорченного телефона», «разумных потребностей», собственности, денег, свободы и ответственности, единства и многообразия, занятости, «отцов и детей», права на применение силы) 211 Образ жизни в целом 216 Сфера организации 225 Духовная сфера 238 Сфера материальной жизнедеятельности 256 Формирование человека 260 Итоговые размышления о свободе 283 КОНТУРЫ ПУТЕЙ 284 В поисках консорции 285 Исходный материал 286 Необходимые качества 291 Задачи 296 Сценарии глобального развития и ноосферная стратегия 299 Инвариантные задачи 299 Возможные сценарии («Победа Запада», «Победа исламского экстремизма», «Победа тигров востока», «Победа России», «Ни шатко, ни валко», «Апокалипсис») 302 ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ 308 Грустные итоги 308 Надежда умирает последней 310 Предисловие С юных лет я знал, что должен написать эту Книгу. Полвека я работал над её философским обоснованием1. И вот, наконец, приступаю. Здесь не будет философских доказательств в классическом смысле. Они представлены тут в снятом виде. Просто я хочу высказать то, с чем я пришел в эту жизнь, что передумал и пережил за долгие годы и о чем не могу молчать. Мировоззрение для меня – не просто система научных или иных сведений о мире в целом, но система, точнее, целокупность идеалов, ядром которой является ответ на основной вопрос мировоззрения – вопрос об отношении человека к миру, его месте в мире, смысле его жизни. К чему нам самые могучие средства, если мы не знаем, во имя чего мы живем?! Такое мировоззрение можно было бы назвать идеологическим, если, конечно под идеологией понимать не искусственные мифы, предназначенные для манипуляции массами, а учение об идеалах. Я не приемлю мир, созданный Homo sapiens vulgaris. А между тем, какой бы это мог быть чудесный мир! Если бы золотые зерна достижений созидателей соединить в целостной гармонии… Но этому мешает необузданная воля к власти хищников-деструкторов и непрошибаемая пошлость масс конформистов. Это главная проблема. Её постановка и осознание вытекающих из этого следствий станет итогом І раздела – Диагностика, в котором я покажу, как уроки ХХ столетия одновременно знаменуют конец новой эры, почему именно я – человек определенного типа (хотя и весьма нетипичный) оказался призванным увидеть это и, самое главное, предприму попытку тотальной критики истории и нынешнего состояния человечества. (Сначала я назвал этот раздел «Инвективы», но потом решил, что объективность оценки должна превалировать над морализирующими эмоциями). Название же ІІ раздела – Идеалы – говорит само за себя. Очень хотелось, чтобы ІІІ раздел мог получить наименование Пути. Но, к сожалению, для одного человека оправдать такое название - задача непосильная. Поэтому я ограничусь более скромным: Контуры путей. Развернуть идеалы и контуры путей в стратегическую программу и стратегию её реализации под силу только консорции - сообществу единоверцев и единомышленников, исповедующих новые идеалы. Станет ли моя книга началом создания такой консорции? Молчание в ответ на все мои предыдущие обращения (причины которого мне достаточно ясны, и об этом ещё пойдет речь) заставляет меня быть готовым к отрицательному ответу. Что ж, по крайней мере, я всё проясню для себя. А в том, что идеи такого рода очень скоро (в историческом, но, увы, не в личном масштабе времени) появятся и будут востребованы, у меня нет сомнений. И, если мой архив сохранится, то будущий историк напишет об одном из предшественников… 18 декабря 2003 года. 1. См. мои книги: Сагатовский В.Н. Философия развивающейся гармонии в 3-х частях. Ч.1: Философия и жизнь. СПб. 1997; Ч.2: Онтология. СПб. 1999; Ч.3: Антропология. СПб. 1999. Сагатовский В.Н. Есть ли выход у человечества? СПб. 2000. Сагатовский В.Н. Бытие идеального. СПб. 2003. Сагатовский В.Н.Философия антропокосмизма в кратком изложении. СПб. 2004.Сагатовский В.Н. Триада бытия (введение в неметафизическую коррелятивную онтологию. СПб. 2006.Сагатовский В.Н. Вселенная философа. СПб. 2008. ДИАГНОСТИКА Уроки ХХ века. Конец «новой эры» 1. Новая эра – эпоха господства монотеистических религий. Все они вышли из библейского Ветхого завета. Христианство, в отличие от ислама и иудаизма с самого начала отмечено противоречием между Ветхим и Новым заветом, между договорными отношениями с Богом и Нагорной проповедью. В протестантстве эти противоречия достигли вершины и породили атеизм с одной стороны и лицемерный обман и самообман религиозных форм, воплотивших суеверно-магическую сторону религии, с другой. «Я сам построю рай на Земле» - говорит атеистический человекобог. «С нами Бог!» - восклицает якобы верующий и надеется поиметь от этого выгоду и на Земле и на Небе. Обе эти линии ведут к краху традиционных монотеистических религий и его явные признаки в ХХ веке означают конец новой эры. 2. Нагорная проповедь провозгласила равенство людей, любовь и презрение к земным благам. Ветхий завет, ориентирующий на выгодный договор с Богом, естественно привел к идее Реформации: не молитвами, а успехами в делах надо славить Бога. Но реальный результат успеха – богатство и власть, а их символ – Деньги. Духовность Нового завета остается мечтой слабых и ширмой, за которой прячется подлинный бог преуспевающих – воля к власти, наслаждению материальными благами и рискованной игрой – и всё по максимуму. Равенство, любовь и бескорыстные идеалы на словах и в утопиях, власть «избранных» - на деле. Мечтатели строили проекты будущего рая на Земле, «реалисты» строили свой «рай» в настоящем. Но преуспевающих мало, и потому неуспевшие ухватить свой кусок склонны были утешаться либо тем, что и им когда-нибудь повезет, либо верой в общее «светлое будущее». 3. Разочарование - вот ключевое слово для характеристики ХХ века. Глобальные проблемы принесли разочарование в глобальных утопиях и возможности и дальше ориентироваться на максимум. «Смерть Бога» в душах оказалась путем к «смерти человека» - сначала тоже в душе, а затем и в возможной близкой реальности. Не образ рая - земного или небесного, но призрак глобальной катастрофы сопровождает закат новой эры. Жизнь показала невозможность успешного синтеза деловых ориентаций Ветхого завета и прекраснодушных призывов Нагорной проповеди. На соединении научно-технических достижений и «гуманистических» идеалов, т.е. на основе человеческого разума не удалось построить «рай на Земле». 4. Разочарование это особое, я бы сказал, парадоксальное. Какое, в самом деле, разочарование, когда столько бесспорных успехов? Интернет, атомная энергия, полеты в Космос, продление жизни.… Тысячи, миллионы достижений. И всё как в прорву: жизнь в целом не становится лучше – она всё нелепее, шизоиднее, опаснее. Одно улучшение за другим, а знаки катастрофы всё явственнее. Тем трагичнее это парадоксальное разочарование, и всё-таки именно оно остается ключевой характеристикой. 5. Разочарование в идеалах и в прогрессе, направленном на их реализацию. Жестокие войны и тоталитарные режимы дискредитировали вековые утопии, показали иллюзорность «рая на Земле». Нет больше напряженной «стрелы времени», появление которой знаменовало переход к монотеизму. Ход времени, говорят апологеты «конца истории», даст нам новые товары и развлечения, но не новое качество человеческого бытия, соответствующее религиозным или атеистическим глобальным иллюзиям. Никуда дальше рыночной демократии, мол, не пойдем. У неё масса недостатков, но лучше ничего не придумаешь. Они хотели бы думать, что все живущие на Земле согласятся с этим… 6. Разочарование в человеческом разуме, в его возможностях проектирования жизни в целом и истинного обоснования своих проектов. Да, мы признаем, что можно спроектировать дом и даже космический корабль. Но только не жизнь общества в соответствии с идеалом! Почему?! Да потому, что напуганы реальными осуществлениями тотальных проектов. Реализации каких-то проектов получаются – и, слава Богу. Но не претендуйте на истину, каждый прав по-своему. Но почему?! Да потому, что напуганы взаимоисключающими софистическими «доказательствами» политиков и ученых, а на себя взять ответственность – нет, увольте, всё знает только Бог, а я человек скромный (что не мешает во всю ломить «правоту» своих интересов). И вы полагаете, что все живущие на Земле смирятся с этим? 7. Более того, раз проекты подводят и истины больше нет, то, может быть и человека не стоит считать разумным существом по преимуществу? Ещё Достоевский в «Записках из подполья» удивлялся тому, что просветители вообразили, будто бы для человека главное – это разумное удовлетворение его разумных потребностей. Нет же – суть дела в удовлетворении его своеволия. ХХ век, по контрасту с одновременными великими достижениями разума, свидетельствует об иррациональности наших желаний и поведения: самые дикие суеверия, немотивированные преступления, рабство у манипуляторов сознанием и виртуальной реальности (перманентный «лохотрон»), нелепость «свободно принимаемых» коллективных политических решений.… А между тем вся демократия основана на допущении того, что человек разумен, что он способен самостоятельно принимать разумные решения и договариваться о правах и свободах. И вы считаете, что противоречие между реальной массовой неразумностью и устройством общества, основанном на гипотезе о разумности «нормальных» индивидов, не взорвет это общество? И что все живущие на Земле намерены и дальше терпеть эту нелепость? 8. Разочарование в свободе. Как мечтали освободители человечества о гарантиях свобод и прав личности, о свободном времени, обеспечивающем пространство свободного развития…. В реальности мечта обернулась сутяжничеством, вседозволенностью и развратом. Опять-таки, не во всем и не для всех. Понятно, что размаха современных достижений не было бы без частичной реализации великой мечты. Но, если смотреть на ситуацию в целом, то безответственная «свобода от…» захлестнула созидательную «свободу для…». Права есть, время есть, но уровни готовности оказались разными: кто-то готов лишь для бесконечного отстаивания своих прав, кто-то – для необузданного потребительства, кто-то – для игр, несоразмеряемых с порядком реальности. Авантюрные игры политиков и финансистов, «акции» считающих себя людьми искусства, преступные развлечения…. Говорят, что ХХ век отстоял свободу от тоталитарных посягательств. Но что это за свобода?! Свобода без идеалов – путь в бардак и бедлам. И не надейтесь, что все живущие на Земле смирятся со «свободой» общества, в котором закончилась история. 9. Разочарование в равенстве. Разумные и свободные личности, естественно, должны быть равными. Как же на деле воплотился этот лозунг эпохи Просвещения? Вместо прозрачного равенства, основанного на взаимном признании прав и ведущего к единству человечества в целом, мы получили полное искажение и крушение идей равенства и единства. «Восстание масс» заменило идею реального равенства на всеснижающую уравниловку: «Шо такое?! Мы все равны!». Страшная сила полуобразованности: раньше они тупо молчали и тупо резали по случаю войны или бунта; теперь же нагло «судят» обо всём на свете. Ну, какое же, простите, равенство в возможности принять правильное политическое решение между честным, знающим и мыслящим человеком и элементами электората, которыми можно манипулировать хоть с помощью бутылки водки?! А реальное неравенство возрастает как в уровне развития отдельных людей, так и в глобальном масштабе. Исключительные прорывы во всех сферах духовной жизни у отдельных личностей и рядом - одурманенные массовой культурой и наркотиками стада урбанизированных дикарей. Процветающие регионы «золотого миллиарда» и нищие, завистливые, озлобленные остальные миллиарды. А грозящее нам «единство» - это глобализация, примитивная стандартизация, позволяющая управлять всем миром в угоду интересам суперхищников, прикармливающих «золотой миллиард». Теперь, правда, Запад почувствовал опасное дыхание быстро догоняющих соперников, что изрядно добавляет напряженности и запутанности в мировую ситуацию. 10. Разочарование в братстве. Идеи религиозного, классового, расового (националистического) и интернационального братства оказались опасными иллюзиями, и за некоторые из них мы ещё продолжаем платить. Большинство этих «братств» основывалось на принципе «против кого дружим» и на поверку они продемонстрировали свою непрочность перед натиском групповых и личных шкурных интересов. Верующие объединяются против «неверных» и религиозные войны стали жестокой реальностью ХХ века - реальностью с точки зрения просветителей и марксистов совершенно неожиданной. Где была «пролетарская солидарность» при формировании номенклатуры и распаде «социалистических» режимов? Куда испарилось арийское «братство» в терпящей поражение и поверженной Германии? Распад Советского Союза и взлет «национал-карьеристов» продемонстрировал, чего стоит братство интернациональное. Нет, не на братстве, а на рыночной работе локтями и юридическом крючкотворстве строятся ныне и общественные и межличностные отношения. Об иллюзии воскрешения чувства братства при совместных возлияниях и песнопениях говорить не будем…. И не надо приводить контпримеры – они, безусловно, есть, но тем драматичнее (трагичнее?) общее положение дел. 11. Разочарование в любви. Идеал любви в том смысле этого слова, когда подразумевается внутреннее признание самоценности Другого (а не «давай займемся любовью»), был представлен в двух вариантах: религиозном (христианском) и светском (просветительско-атеистическом). В первом из них он как бы объединяет идеи равенства и братства: «нет ни эллина, ни иудея», все люди равны перед Богом, и потому следует возлюбить не только ближнего своего, но и врагов своих. Во втором такое объединение имеет уже вполне земную основу: люди достойны любви, ибо «человек – это звучит гордо». Опять-таки, можно приводить примеры, когда люди следуют таким принципам – но в общем обе идеи провалились. Собственно, человечество не следовало им в течение всей своей истории, но это объяснялось «тяжелыми условиями существованиями», «непросвещенностью язычников (или трудящихся)», угнетением и т.д. ХХ век - с его демократией, улучшением условий жизни, комфортом, свободным временем, всеобщим образованием – оказался особенно безлюбым. Дело, стало быть, не в «условиях жизни»; во всяком случае, не только и не столько в них. Не любить, а «брать от жизни всё» - этот рекламный слоган для Homo sapiens vulgaris как-то ближе. 12. Разочарование в мессианской силе, которая «спасет мир». Эта задача оказалась не по плечу ни одному «избранному народу» (формируемому хоть на этнической, хоть на религиозной основе), с ней не справился «передовой класс» пролетариат, не сумел решить её и класс «белых воротничков». Теперь за неё, кажется, берутся разные подозрительные секты, но дальше собственного обогащения и газовой атаки в метро они вряд ли продвинутся. Те же, кому принадлежит реальная власть, спасать мир явно не собираются. Им и так хорошо. А недовольных они надеются проконтролировать и, если понадобится, убрать. К счастью, эти «стоящие на земле» прагматики не способны адекватно оценить пределы своих умственных возможностей. 13. Итак, что же мы имеем в результате? - Сплошные противоречия. Прежде всего, это противоречие между исчерпанием старых мировоззренческих – и религиозных и светских – ресурсов и ситуацией, которая не может быть разрешена без мировоззренчески обоснованной стратегии: отсутствие глобального мировоззрения пред лицом приближающейся глобальной катастрофы. Гибельное господство хищного антропоцентризма (всё для человека, и по максимуму) породило экологическую глобальную проблему: своими действиями по отношению к природе мы рубим сук, на котором сидим, превращаем всё ещё чудесную зеленую и голубую планету в место, не пригодное для жизни. Неравенство в уровне жизни и господство воли к власти при мощной технической вооруженности порождает военную глобальную проблему: люди могут уничтожить друг друга или вернуться к новому, на этот раз радиоактивному, средневековью. Неконтролируемый рост населения при отсутствии средств его достойной социализации (порча генофонда вкупе с культурным одичанием) создает культурно-антропологическую глобальную проблему. Надежда на Бога и его промысел, столь характерная для монотеизма, уже не срабатывает: разве что случится новый потоп. А человеческий разум, столь хитроумный в технических новшествах, пока не может предложить идеалы, способные дать адекватный Ответ на современный Вызов истории. 14. Аксиологическая типология человечества. Другое фундаментальное противоречие, которое наглядно выявил ХХ век, относится к пониманию внутренней структуры человечества. Где враг, заведший нас в современные дебри? Где сила, способная вывести из них? При ответе на оба вопроса пора отбросить поиски в лице расы, нации, класса, религиозной конфессии. Совершенно иные образования подспудно вершили ход человеческой истории, а ныне в своих отношениях друг с другом породили парадоксальную конфигурацию. Чтобы сделать эту мысль ясной, надо обратиться к истории и теории. 15. В любой человеческой деятельности – индивидуальной и коллективной – есть три звена: мысленный проект, его реализация и опосредующая первое и последнее звено организация; чтобы исполнить задуманное, надо организовать и процесс выработки идеи, и процесс её воплощения. В идеальном государстве Платона эти три функции нашли пока ещё приблизительное воплощение в делении общества на философов (соединяющих функции порождения идей и общего управления), воинов (осуществляющих защиту – наиболее тогда бросающаяся в глаза сторона организации) и ремесленников (исполнителей). В ХХ веке Арнольд Тойнби разделил людей на творческое меньшинство, правящее меньшинство и массы. Это уже более точное деление, но в нем оказались смешанными функциональные и ценностные характеристики: не только что делает, но и во имя чего. Творцы хотят «как лучше», управленцы – как им выгоднее. И потому получается «как всегда» (вспомним судьбы любых революций: кто их зачинает и кто приходит к власти). Ну, а массам остается приспосабливаться к навязанному им режиму реализации чуждых им идей и интересов и не забывать при этом урвать своё. Получается как бы двойной «мимесис» (термин Тойнби, означающий внешнюю подделку под внутренне непонятные роли): управленцы используют идеи творцов как выгодные им лозунги, а массы, желая жить «не хуже других» и «как белые люди», делают вид, что идут именно этим «правильным путем». 16. Я думаю, что функциональное и ценностное деление людей надо сначала развести, а потом соотнести. В функциональном плане, чем бы мы ни занимались, любой целостный акт деятельности (от замысла до конечного продукта) включает в себя замысел, его реализацию и организацию процесса в целом. Соответственно всегда и везде самым фундаментальным делением людей будет их деление на генераторов идей, реализаторов и организаторов. Но и те, и другие, и третьи могут иметь совершенно разные (вплоть до взаимоисключающих) смыслы деятельности, базовые ценности, во имя которых они генерируют новые идеи, реализуют их и организуют их создание и воплощение. Эти ценностные различия, задающие разную направленность деятельности, можно расположить между двумя аксиологическими полюсами. В самом широком смысле эти полюса могут быть обозначены как Добро и зло. 17. Добро – это совершенствование мира и самого себя во имя возрастания добровольного, от сердца идущего единства и любви (признания самоценности друг друга и объединяющего целого). Зло – это стремление сделать себя центром бытия вопреки и за счет других и целостности жизни: «пусть всё будет по-моему», «буду делать, что хочу» («Элита» в этом случае любит говорить о «самореализации» и «самовыражении». Любой ценой?!). В любые времена, в любых обществах, нациях, классах, профессиях и конфессиях в отношении базовых ценностей есть два полярных меньшинства: созидатели, ориентированные на такую ценность как поступок, и деструкторы, ориентированные на такую ценность как пре-ступление. Поступок – это ответственное действие, направленное на службу добру, а пре-ступление – действие, направленное на службу злу (независимо от того, трактуется ли это действие как юридическое преступление). Пре-ступление в аксиологическом смысле означает именно стремление пре-ступить предел, не считаясь с последствиями для других и для целого: что значит для такого человека, как Наполеон, миллионы жертв (вспомним «Преступление и наказание» Достоевского). Вспомним и ницшевское воспевание пре-ступления (всё, мол, хорошо, что ведет к возрастанию воли к власти). Между этими двумя меньшинствами также всегда расположено большинство тех, кто не реализует сущностную возможность человека к самостоятельному выбору жизненной стратегии. Они живут «как все», «как принято». А поскольку эти нормы и образцы либо формируются стихийно, либо культивируются созидателями и деструкторами, то конформисты, составляющие большинство, ориентируются на такую ценность как мимесис (подражание, приспособление к чуждым образцам). И вся история – это непрекращающаяся борьба за массы конформистов между носителями доброго и злого начала. 18. В творческом меньшинстве Тойнби (среди генераторов идей) могут оказаться как созидатели, так и деструкторы. Само по себе творчество – это ещё не индульгенция вседозволенности. Куда важнее его направленность. То же следует сказать о правящем меньшинстве и массах. Среди организаторов полно прагматиков и бюрократов, но там же мы видим порой образцы бескорыстного служения. Среди реализаторов есть как исключительно честные и ответственные люди («народ» в лучшем смысле этого слова), так и агрессивно-разрушительная толпа, злобные люмпены. Итак, не пролетарий, предприниматель, христианин, мусульманин, ариец, негр, «правый», «левый» и т.д. хороши или плохи сами по себе, но взгляните глубже: во имя чего действуют их отдельные представители и что может доминировать в них в определенных условиях. 19. Прежде чем воспользоваться новой идеей о фундаментальном разделении людей на функциональные и аксиологические группы, выскажу необходимые предупреждения. Первое. Эта типология, как и любая другая, не должна быть прокрустовым ложем, в которое надо втиснуть любого конкретного человека. В чистом виде общие типы встречаются редко. В каждом из нас в разных ситуациях, в разных областях жизни могут проявляться черты самых разных типов: скажем, созидатель на работе, конформист в семье; или, наоборот, созидатель на садовом участке, конформист перед начальством, деструктор для подчиненных. Но важно выявить доминантное отношение: лирический пейзажист и нежно относящийся к собакам Гитлер всё же, по большому счету, деструктор. Второе. Все эти типы есть в любой социальной группе; человек, волею судеб ставший чиновником или банкиром, может сохранить порядочность, а проповедник добра оказаться носителем зла. Однако и здесь действует принцип доминанты: деструкторы чаще встречаются там, где есть возможность властвовать, применять прямое или косвенное насилие. Их явно больше среди управленцев и посредников, чем среди «простых людей» (хотя и среди последних тоже хватает). Вывод: не навешивать ярлыки, а заниматься ответственным конкретным анализом. 20. По отношению к ходу истории в целом среди генераторов идей доминантную роль играли созидатели и деструкторы (носители доброго и разрушительного творчества), среди организаторов (правящего меньшинства по Тойнби) – деструкторы и конформисты, искажавшие любые добрые идеи в угоду своему властолюбию и стремлению быть поближе к кормушке, а среди реализаторов – конформисты, приспосабливающиеся к господствующему (но не ими заданному) образу жизни. В течение тысячелетий суть отношений между этими группами не менялась: реализаторы производили земные блага, без которых не могли бы существовать ни генераторы идей, ни организаторы; генераторы создавали идеальные проекты (технические, политические, религиозные и т.д.), без которых не осуществимы ни реализация, ни организация; организаторы (управленцы и посредники), пусть и, прежде всего, в свою пользу, но как-то выполняли функции руководства, защиты, распределения и обмена и т.д. Но в ХХ столетии отношения между этими группами приняли парадоксальный характер: связь между ними перестала быть, пусть и несовершенной, но всё же абсолютно необходимой. Возрастание свободы и здесь образовало своеобразные люфты. 21. Правящее меньшинство, ориентированное на получение максимальной прибыли, нуждается теперь в массах в основном как потребителях, ибо производство становится всё более автоматизированным и роботизированным, и необходимая для существования и воспроизводства населения совокупность продукции производится всё меньшим и меньшим количеством людей. Несколько процентов фермеров в развитых странах не только кормит всё население данной страны, но и производит продукцию на экспорт. Индустрия досуга и развлечений теснит материальное производство, а финансовые операции всё в большей мере приобретают виртуальный характер: долларовые бумажки продавать выгоднее, чем реальные товары, тем более что с 1971 г. масса долларов, выпускаемых в США, никак не привязывается ни к золотому запасу, ни к материальному обеспечению. Шесть миллиардов «недоразвитых», за исключением дешевой рабочей силы и выгодных с точки зрения бизнеса потребителей, явно становятся лишними для тех, кто возглавляет «золотой миллиард». ( Россия оказывается одним из полигонов для опробования этого «нового порядка»). 22. После провозглашения «конца истории» (рыночная демократия, мол, утвердилась во веки веков), правящее меньшинство перестало нуждаться в гуманитарной части творческого меньшинства. Идеи и идеалы опасны, они будоражат потребителей, а для политических слоганов большого ума не надо. Меценаты со странностями ещё могут прокормить любителей «игры в бисер», составителей исторических коллажей, превращающих гуманитарию в нечто подобное коллекционированию спичечных коробков, но не более того. Такие как я уж точно не нужны. Конформистские массы потребителей и играющих в виртуальном пространстве во всякой «идеологии» тем более не нуждаются. 23. А что же творческое меньшинство? Зачем созидателям добрых идей, организаторам, ориентированным на служение Общему делу, и народу, не развращенному бездумными развлечениями и потребительством, паразитирующие на них деструкторы!? Разве без них не лучше реализуются достижения науки, подлинного искусства и мировоззренческие идеалы? Зачем нам спекулянты, ростовщики, бюрократы и мегаполисные люмпены? Они хотят превратить человечество в зомбированную массу, но разве потенциал, накопленный созидательным человечеством, не позволяет теперь освободиться от этого агрессивного балласта? Речь идет не о «ликвидации буржуазии как класса». Ну, ликвидировали в Советском Союзе буржуазию, тут же из среды бывших бедняков сформировалась номенклатура и полезла в олигархи. Избавимся, допустим, от олигархов, пересмотрим результаты «прихватизации», - поверьте, всё вернется на круги своя, если не ударим глубже – по деструкторам в любом обличье. 24. Приходится осознать: единого человечества, которое только по недосмотру не живет в соответствии с разумными идеалами (данными Богом или выработанными его, человечества «лучшими представителями»), не существует. Обращаться к человечеству в целом – утопия. Речь может идти лишь о том, чтобы поставить на место деструкторов и создать такие условия, в которых конформистам было сподручно вести себя прилично. 25. В первой половине ХХ века Николай Асеев писал: С тех пор как шар земной наш кружится, Сквозь вечность продолжая мчаться, Людей великое содружество Впервые стало намечаться. Увы, не свершилось. И если мы не хотим вместо утопического содружества получить вполне реальный управляемый игроками-деструкторами «человейник», придется признать более актуальными мои строки, написанные в 1998 году: Кончается ХХ век, Кончается. Стрела богов на тетиве Качается. И к ним решение придет, Придет решение… Одних возмездие в нем ждет, Других – спасение И будет избран новый Ной. Да будет избран! Ковчег взметнется неземной Над общей тризной. Избегнем драмы в новый век, Избегнем драмы, - Коли сумеет тот ковчег Уйти без Хама! * *Самое глубинное мое отношение к жизни выражено в стихах. См.: Сагатовский В. Обрыв в голубизну. Симферополь. 1991; Сагатовский В. В миру и дома. СПб, 2001. 26. Конец новой эры знаменуется осознанием того, что осуществить проект единого счастливого человечества, свободно воплощающего идеалы равенства, братства и любви, не удалось ни на основе веры в единого Бога, ни на основе собственного разумного проекта, исходящего из возможности разумного же согласования разных ценностных ориентаций, смысложизненных позиций. Перед нами альтернатива: либо «жить» в условиях постмодернистского раздрая, виртуальных игр и манипулятивного функционирования в рамках жесткой структуры пришедшей к «концу истории» рыночной «демократии», либо выработать принципиально новое мировоззрение. Я выбираю второй вариант. *** Критика идей Нельзя объять необъятное? - И не надо! Нам нет нужды демонстрировать эрудицию, детально рассматривая все варианты устройства человеческой жизни, накопленные в истории. Тем более что освоить такую массу информации просто невозможно физически. Наша конечная цель в другом: осуществить системный синтез «зерен истины», представленных в различных мировоззрениях, на едином целостном основании так, чтобы дать основу для мировоззрения, адекватного Вызову пост-новой эры. А для этого в данном разделе предстоит сделать следующее: - дать критику методов, не позволяющих достигнуть искомой целостности; - сформулировать методологические принципы, приемлемые для конструктивной критики, способствующей достижению поставленной конечной цели; - осуществить исходное структурирование проблематики, выделив основные координаты, в соответствии с которыми строятся различные мировоззрения; - выделить основные мировоззренческие направления, актуальные для нашей задачи, и провести их сравнительный критический анализ, выявляя их положительные моменты и показывая их недостаточность с точки зрения требований, предъявляемых к целостному мировоззрению. При этом будем исходить из замечательной идеи Вл. Соловьева: в каждой философско-мировоззренческой концепции есть момент истины, который, однако, если смотреть на него как на панацею, как на единственно верный всеобщий принцип, превращается в ложное «отвлеченное начало». 113. Критика метода. Сторонники различных философий и типов мировоззрения настолько плохо понимают друг друга, что у многих складывается впечатление, что им вообще невозможно договориться, и, мол, каждый прав по-своему. Доля истины в таком взгляде есть: действительно, если в основе философских картин мира и различных идеологий лежат разные ценности, разные, и чаще всего плохо осознаваемые, ответы на вопрос во имя чего всё это затевается, то у каждого своя правда, свое видение, свой язык. Но любые убеждения, даже если от них кто-то не в силах отказаться, проверяются по тем последствиям, к которым приводит следование этим убеждениям. По таким последствиям можно объективно сопоставлять разные мировоззренческие системы. Всё понять не значит всё принять. Но для начала, хотя бы для того, чтобы подвергнуть неприемлемое критике и знать, какие мотивы стоят за той или иной философско-мировоззренческой позицией, надо всё же понять. Принятию мешает несовместимость ценностей. Что же мешает объективному пониманию, без которого нет ни конструктивной критики, ни сохранения в развивающейся культуре положительных моментов? 77. Предельно кратко ответ звучит так. Нецелостные люди создают нецелостные концепции, адекватное понимание которых невозможно вне контекста целостности. А они его, по определению, видеть и не хотят и не могут. Здесь возможны два основных случая. Некоторые идеологи могут клясться в любви к идее целостности, но ограниченность их видения реальности и нетерпеливость в стремлении переделать её «единственно верным» путем подменяет целостность некоей эрзац-конструкцией. Все революции до сих пор делались именно на такой основе. Это не значит, что я отказываюсь от необходимости революции. Я имею в виду лишь то, что она должна осуществляться на целостной теоретической основе. Вспомним предупреждения, которые были сделаны российским революционерам авторами «Вех». Эти предупреждения не были поняты тогда, не поняты они и сейчас. Во втором случае мыслители заведомо не стремятся к целостности, поскольку им кажется, что интересующий их частный случай является достаточной базой для того мировоззрения, которое им видится вполне достаточным. Другие подходы им просто не интересны. Общим методологическим следствием, роднящим оба подхода, является монокаузализм - стремление вывести и объяснить всё, исходя из какой-то одной причины: воли Бога, экономических отношений, информационных структур, биологической природы и т.д. В первом случае делается попытка редуцировать (полностью свести и вывести) все другие аспекты из одного основания, во втором это многообразие аспектов просто игнорируется. Например, материалисты понимают сознание только как функцию материи, а позитивисты объявляют псевдопроблемами вопросы морали, искусства и религии, поскольку они не поддаются решению известными им научными методами. 114. Некоторые философы и идеологи, устав от жесткости и ограниченности монокаузализма, бросаются в другую крайность - эклектику. Сторонники эклектического подхода полагают, что они обладают большой широтой взгляда, принимая принцип «пусть расцветают сто цветов». Мол, в чем-то прав материализм, в чем-то - идеализм; давайте их объединим и назовем результат объединения, скажем, реализмом. Беда в том, что они не указывают конкретно, в чем именно правота того или иного начала, и на каком основании они способны (и способны ли вообще) взаимно дополнить друг друга. Например, некоторые из считающих себя марксистами и коммунистами никак не могут прояснить в своем сознании возможность сочетания принципов материализма с религией, а коммунизма - с рыночной экономикой. Я не делаю сейчас категорического утверждения, что подобные сочетания невозможны в принципе, но нужно же указать основание для их синтеза и место каждого из этих начал в некоей иной целостности, непредусмотренной ни материалистической, ни коммунистической теориями. А этого не делается, и потому эклектическая смесь не становится синтезом сплава. 115.И монокаузализм и эклектика с неизбежностью сопровождаются такими методологическими пороками как неинтервальность и нерефлексивность мышления и ведут к безответственности - сначала в теории, а затем, если доведется воплощать эту теорию, эту однобокую или неряшливо сделанную модель, то и на практике. Любая человеческая деятельность включает в себя постановку цели или формулировку задачи, решение которой позволяет разрешить определенную проблемную ситуацию, предмет деятельности и средства, с помощью которых субъект деятельности преобразует предмет в конечный продукт. Все эти компоненты хорошо работают только в том случае, если они соответствуют друг другу в определенном соотношении, интервале реальности. Неинтервальность проявляется в следующем. 1. Цель ставится не под проблему, но случайно: под имеющиеся средства, потому, что над этим работать «принято», это выгодно, престижно, наконец, просто интересно, «забавно». В случае мировоззренческой деятельности это означает, что субъект не видит ни объективной, ни субъективной необходимости в разработке мировоззрения как стратегии человеческой деятельности в целом в данных исторических условиях. Он просто излагает то, что пришло ему в голову, занимается «литературой» и «интертрепацией»: а вот так попробуем, интересная моделька. 2. Так же случайно подбираются средства: то, что есть под руками, привычно, модно, оригинально. А ну-ка докажем мировоззрение математически, или выведем из экономики, или из комментариев к «священным книгам» и т.п. 3. Полученный результат решает какие-то проблемы, но круг их неопределенен, и уж, во всяком случае, проблему целостной стратегии данная модель не решает, ибо заведомо неполна по отношению к такому предмету как деятельность в целом в контексте целостной ситуации; стало быть, и случайно избранный предмет не адекватен объективной проблемной ситуации. Так, модель общественно-экономической формации Маркса адекватна для понимания таких ситуаций развития общества, когда действительно доминирует экономика, а модель М.Вебера - когда доминирует религия. Но ведь оба автора претендовали на полное объяснение хода истории. 116.Неинтервальность усугубляется несовершенством рефлексии. Поскольку человеческая деятельность не является сполна биологически запрограммированной и постоянно вызывает к жизни нечто новое (новые цели, средства, результаты), то самосознание, рефлексия того, что делается, совершенно необходимы. В практической деятельности рефлексивная оценка сравнительно несложна: достаточно очевидно, скажем, что это ружье не стреляет, а дом поставлен косо. В деятельности, которая реализуется далеко не сразу (а мы говорим о мировоззренческой деятельности), степень её состоятельности не очевидна. И если у идеолога нет внутренне значимых проблем, адекватных сложившейся ситуации в целом, то его «рефлексия» будет направлена на соответствие принятым стандартам, одобрению его «тусовки», наконец, удовлетворенности собственной оригинальностью. Одним словом, на что угодно, только не на Общее дело. Где вы видели идеолога, который бы честно отрефлектировал собственные ценности и адекватный интервал применимости своих концепций? В кои-то веки родилась идея, так эксплуатируй её по максимуму! 117.Неинтервальность и нерефлексивность во стократ усиливается психологией субъектов, ориентированных прежде всего на статусное и игровое самоутверждение. В зависимости от способностей и склонностей к определенному стилю познания проявляется снобистская ксенофобия к иному стилю: «мы и они» важнее реальных результатов, которые просто в упор не воспринимаются, если исходят из иной «школы», от «конкурирующей фирмы». Можно выделить три стилистических крайности: схоластический рационализм, «ползучий эмпиризм» и «стиль затейника» (самодостаточной игры). Иногда эти стили выступают в чистом виде, но чаще самым неожиданным образом переплетаются. Схоласт выстраивает бесконечные логические конструкции, не задумываясь о реальной ценности их возможных интерпретаций на определенную предметную область. «Научно» - и баста! Эмпирик кичится тем, что его конструкция, якобы, опирается на «Монблан фактов». Он не желает понимать, что «подтверждающие» факты можно найти для любой теории, но требуется-то отношение эквивалентности, взаимно однозначного соответствия между теорией и фактами. Много вы знаете таких теорий даже в науке? А речь идет о мировоззрении, ценностное основание которого само по себе является непреложным фактом, аксиомой. Игрунчик упивается собственным остроумием, неожиданными ходами мысли, а чаще - словесными выкрутасами. И никто из них не желает мыслить системно, т.е. включать в свои построения, прежде всего, то, что необходимо и достаточно для достижения той цели, которая обеспечивает разрешение объективной проблемной ситуации (а не той искусственной «задачки», которая видится через искусственные очки научной школы или идеологического мифа). «Закон Паркинсона» тут действует во всю. Не работает не только целенаправленная рефлексия, но даже презираемый «учеными» элементарный здравый смысл - интуитивное чутье на неадекватность или адекватность предлагаемой конструкции реальной жизненной ситуации. 118.Агрессивное неприятие иного и необузданное многословие идут рука об руку. Возьмите, к примеру, «Святое семейство» Маркса и Энгельса, «Казус Вагнер» Ницше, отношение к Гегелю Шопенгауэра или Поппера и т.д. и т.п. Не берется в интервале собственной ограниченной концепции, интервал применимости которой не отрефлектирован, - высмеять, охаять, отбросить! Читаю замечательные мысли Гёте: «Ничто не внушает большего отвращения, чем большинство, так как оно состоит из немногих сильных вожаков, из плутов, которые приспосабливаются, из слабых, которые ассимилируются, и из массы, которая семенит за ними, не зная и в отдаленной степени, чего она хочет». И комментарий «классиков марксизма»: «Это поистине филистерское мнение». Почему же? А потому, что это жизненное наблюдение гениального человека не включено в какую-то теоретическую концепцию и не подкреплено эмпирическими исследованиями. Стало быть, «не научно». Вот если бы облечь это в гегелевскую терминологию или дать соответствующую статистику… А так на фоне классового подхода, вытекающего из примата базисных экономических отношений, всё это представляется «поверхностным». С живой жизнью, понятно, никто не сравнивает («А какие у вас методы?!). Конечно, есть «очевидности», ложность которых показывается наукой («Ведь каждый день пред нами солнце ходит, / А всё же прав упрямый Галилей»). Но есть и наблюдения, истинность которых достаточно очевидна и без «научного» подхода. К примеру, один социолог так возразил на мое замечание о том, что курящих женщин на улицах крупных российских городов стало гораздо больше: «Это не факт. У нас нет соответствующей статистики». Я думаю, что это всё же факт. Заключение же типа гётевского - это не просто наблюдение, но интуитивное обобщение и наблюдений и размышлений. У меня такой взгляд теперь включен в систему социально-антропологического подхода, и я могу доказать, что в основе его лежит разделение людей по базовым ценностям, которое гораздо фундаментальнее их разделения по социальным классам. Но разве докажешь сиё убежденному марксисту или постмодернисту? Тем более массам конформистов, паразитирующих на односторонних концепциях, осуществляющих мимесис к ним… Они не будут спорить по существу. Просто, «не своего» не прочтут, ясное объявят «нарочито усложненным», непонятое - «не новым», сделают вид, что «этого не может быть, ибо не может быть никогда». 119.Но как же иначе назвать такое отношение к разработке мировоззренческих концепций, кроме как безответственным? Чтобы решать стратегические задачи человеческого бытия в целом, не годятся выдаваемые за панацею односторонние модели, применимые лишь для частных случаев, а за их пределами оказывающиеся смертельно опасными. К страшным последствиям приводил людей религиозный фанатизм, гитлеровский социал-дарвинизм, марксистский классовый поход, эксперименты Мао и Пол Пота или Аум-сенрике, теперь вот - всеопошляющее отрицание всякого мировоззрения. Слишком дорого обходится проверка очередных «политтехнологий». Конечно, ошибки неизбежны и мировоззрение, абсолютно истинное для всех времен и народов, невозможно. Но отсюда никак не следует, что невозможно мировоззрение, достаточно целостное для данной исторической ситуации и содержащее в себе истины, которые пригодятся и для других ситуаций, в гораздо большей степени, чем те мировоззренческие модели, которые я намерен подвергнуть критике. 120.Не только авторское самолюбие и конформизм эпигонов способствует тому, что частичное выдается за целостное, но и ещё один недостаток, присущий мышлению очень многих из тех, кто берется за философско-мировоззренческие проблемы. Это неумение видеть универсалии сами по себе (неспособность к тому, что Гуссерль назвал «категориальным созерцанием»), узнавать их в многообразии частных явлений, работать с ними, шаг за шагом системно двигаться от предельных абстракций к анализу конкретных ситуаций. Всё общее кажется таким людям «слишком абстрактным», «оторванным от жизни». Они панически боятся расширения значений привычных для них терминов и всячески подчеркивают специфику привычных для них областей деятельности. В то же время, незаметно для себя они могут предложить свои частные модели в качестве пригодных далеко за пределами их возможной применимости. Тот же социал-дарвинизм возник как распространение ещё до конца не отрефлектированного представления о «борьбе за существование» в мире животных на мир человеческих отношений. Сложная целостность была сначала подменена одним из её моментов, а затем этот частный момент был представлен как сущность ещё более сложной целостности. Парадокс: сначала не видеть место частного момента в более общем контексте, а затем предложить его же как всеобщее правило! Свести, допустим, материю к чувственно воспринимаемым вещам, а затем пытаться управлять человеческой жизнью на основе такого «материалистического» мировоззрения! Вот некоторые примеры. «Специалист», претендующий на философский анализ, не может понять, что суть принципа дополнительности, сформулированная его автором Н.Бором, в том, что при оценке знаний надо учитывать условия, в которых они были получены (слишком абстрактно?!), просто наиболее ярко проявила себя в соответствующей квантово-механической ситуации, но является всеобщим правилом; а значимость этой «абстракции» демонстрируется на каждом шагу, когда это правило постоянно нарушается. Или: биолог возмущается сочетанием слов вроде «экология культуры» или «экология разума», утверждая, что применение термина «экология» за пределами биологии, мол, бессмысленно. Да, это понятие возникло в биологии для обозначения отношения живых существ и среды их обитания, но очень скоро было распространено на отношения любых явлений с их окружающей средой. Такое обобщение очень важно для понимания современной глобальной ситуации с точки зрения тех условий, которые она создает и для биосферы и для общества. Но - непривычно - значит «абстрактно» и непонятно. Я уж не говорю о глухоте подобных деятелей к метафорическим выражениям. Так они не могут вместить проблематику, обозначаемую противопоставлением «Восток - Запад», полагая, что речь идет о географических ареалах, а не о символах определенных противоположных ценностей. 121.Узость мышления, неспособность работать с предельными абстракциями можно осмыслить и как особое проявление неинтервальности - как неумение соотносить уровни абстрагирования и обобщения с конкретными задачами. Нельзя, допустим, смешивать гвоздь с шурупом, когда надо решать, как их закрепить на определенной поверхности. Но при решении других задач они могут пониматься просто как металлические изделия, твердые тела или вещи со свойствами. Если этого не учитывать, то абсолютизируется только один привычный подход, а всё остальное, мол, от лукавого. Нелепо, к примеру, утверждать, что таблица с десятью графами всегда и вообще лучше таблицы, состоящей из трех граф. Вот это, действительно, абстрактное мышление в плохом смысле этого слова. Оно не способно находить инструментарий, подходящий для решения конкретного типа задач. Мышление тех, кто не понимает необходимости философского уровня абстракции для обоснования мировоззрения, воистину шурупное мышление. 122.Ладно, если бы адепты «шурупного» подхода сидели тихо каждый в своей специфической нише, где они могут приносить соответствующую пользу. Нет же - они «философствуют», они лезут в управленцы, они претендуют на руководство, и даже любят теперь поговорить, что, мол, у каждого должно быть свое мировоззрение! Беда, коль пироги начнет печи сапожник... Хотел, было, сказать, что человек, не обладающий музыкальным слухом, в певцы не пойдет, да вспомнил о «чудесах» нынешнего шоубизнеса… Высшая и смертельно опасная безответственность в эпоху глобальных проблем и глобализации, чреватых глобальной катастрофой, заключается в том, что люди, не имеющие ни способностей, ни навыка обращаться с общими закономерностями и видеть частные моменты в контексте целого, становятся создателями «стратегических» моделей, консультантами управленцев и самими управленцами. Их деятельность, конечно, может содержать и содержит отдельные положительные моменты, но методы, которыми они пользуются и в теории и на практике, не могут привести к целостным положительным результатам. 123.Метод критики. Я не признаю никаких абсолютных авторитетов - ни священных книг, ни пророков, ни вождей, ни «всеми признанных» в «наше время». Но и никого не отбрасываю с порога: не читал, мол, и читать не буду. Первое - это трусость, второе - хамство. Мой компас - это полиалог интуиции сердца, здравого смысла, рационального анализа и опыта жизни в целом. С таких позиций я принимаю и критикую других, исходя из них же строю собственные воззрения. Критика должна быть конструктивной, т.е. полезной для создания новой целостности, в которой возрастает уровень развивающейся гармонии и которая, в то же время, остается открытой для новой конструктивной критики. Критерий оценки любой мировоззренческой концепции, по сути дела, прост: в чем она годится и в чем не годится (и, разумеется, почему) в качестве одного из инструментов в системном инструментарии мировоззрения, адекватного нуждам эпохи, с позиций разделяемых мной базовых ценностей. 124.Такой подход к критике идеологических концепций накладывает на неё следующие требования: - четко сформулировать свою позитивную задачу, решению которой должна способствовать предпринимаемая критика, и ценности, во имя которых эта задача ставится и которые направляют ход её решения (а, стало быть, и критику); это сделано в предыдущем изложении; - выделить положительные и неприемлемые компоненты в каждой из концепций, т.е. понять первые как необходимые элементы целостного мировоззрения, а вторые - как причину того, что данная концепция недостаточна для того, чтобы претендовать на ранг искомого мировоззрения; - понять тот объективный и субъективный (ценностное основание) контекст, в рамках которого возникли противоречия рассматриваемой концепции, и, следовательно, показать, как положительные моменты превращаются в «отвлеченные начала»; - суметь представить результат, соответствующий данным требованиям, в максимально кратком объеме и форме, доступной каждому, кто обладает элементарной философско-мировоззренческой информацией (или способен восполнить её недостаток) и ориентацией на непредвзятое понимание, отбросив всяческие претензии на эрудицию, «ученость» и «обстоятельность» ради них самих и демонстрации цехового статуса автора; просто говорить о сложных вещах без упрощения и усложнения, вредящих достижению поставленной цели. Я понимаю, что у зашоренного догмами это может вызвать примерно такую реакцию: «Фи, не научно! Где ссылки? Где имена? Где история вопроса? Это публицистика какая-то...». Но меня интересует только одно: что нельзя, а что можно взять в новое мировоззрение, и почему. «Но это будет эклектика!» - последует новое возражение. Я уже устал объяснять разницу между эклектикой и системным синтезом на службе целостности... 125. Система координат. Существуют три основных ответа на основной вопрос мировоззрения об отношении человека к миру, о смысле человеческой жизни, знаменуемых базовыми ценностями созидателей - поступок, совершенствующий бытие мира и человека; деструкторов - преступление, нарушение мирового и человеческого порядка во имя самоутверждения; и конформистов - мимесис, приспособление к общепринятому. Но соответствующие мировоззренческие установки существуют в разных формах, на разных уровнях осознания и с разной степенью обоснования - от фольклорных афоризмов и мифологем до попыток системного и логически выстроенного выражения, неся к тому же отпечаток своей эпохи. Цель этой книги - достигнуть такого уровня в изложении и обосновании целостного мировоззрения созидателей для начала пост-новой эры. Естественно, что для предшествующего критического анализа нет ни необходимости, ни возможности стремиться охватить по максимуму различные мировоззренческие феномены. Нас будут интересовать те формы, в которых мировоззренческое кредо, во-первых, выражено достаточно системно (или, по крайней мере, репрезентативно) относительно принятого основания, и, во-вторых, является актуальным в нынешней глобальной ситуации, так или иначе претендует на общезначимость. Попробуем для начала упорядочить эти формы, поместив их в определенную систему координат. 126. Во-первых, мировоззрения можно разделить по их приоритетному отношению к базовым уровням бытия: объективной реальности (материи), субъективной реальности (душе) и трансцендентной реальности (духу) - какое из этих начал является основанием того или иного мировоззрения, ответа на вопрос об отношении человека к миру. Во-вторых, мировоззрения разделяются по такому же приоритетному отношению к основным участникам взаимодействия «человек - мир»: обществу, личности и природе. На пересечении этих двух осей образуется следующая таблица, в клеточки которой мы попробуем поместить большинство из представляющих интерес типов мировоззрения. Участники взаимодействия «человек - мир» Уровни бытия Общество Личность Природа Объективная реальность (материя) Субъективная реальность (душа) Трансцендентная реальность (дух) Забегая вперед, скажу, что большинство мировоззрений действительно исходит из приоритета какого-либо из названных начал. Некоторые из мировоззрений оказываются эклектичными, в той или иной мере опираясь и на другие начала (хотя доминанта одного из них, как правило, всё же прослеживается). Я же вижу мировоззрение будущего основанным на идее оптимального паритета данных начал, дополняющих друг друга до искомой целостности. 127.Почему я не марксист? Начнем заполнение нашей таблицы с верхнего левого угла, ибо именно марксизм с наибольшей четкостью демонстрирует приоритет материи в мире и общества в человеческой деятельности. Мне могут возразить, что марксизм говорит о свободном саморазвитии человека на основе развития общества и познания объективных закономерностей бытия. Да, говорит. Но подумайте о том, что при этом понимается под человеком. «Совокупность общественных отношений» (Маркс), личность, овладевшая родовой сущностью человека. Это материалистический вариант логики Платона и Гегеля: человек как средство воплощения социальной справедливости (целостности общества) или абсолютной идеи. А свобода заключается в осознании необходимости такого движения к более общему началу и активному следованию этой необходимости. Вот эта активность катализатора объективных общественных процессов и составляет всё то, что остается в человеке кроме его общей сущности. Индивидуальность оказывается экземпляром (сознательным и активным!) общего рода. До идеи «винтика» отсюда один шаг, и не надо все грехи сваливать на Сталина. Замечу, что неэкзистенциальный человек меня здесь не поймет: а что, мол, ему ещё надо? 128.На этот вопрос я, конечно, отвечу, но пока - о положительных моментах марксизма. Прежде всего, 11 тезис Маркса о Фейербахе: «Философы до сих пор объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Деятельностный характер марксистского мировоззрения и его посюстороннюю активность я приемлю полностью. Этот мир надо усовершенствовать, и деятельность идеолога должна быть посвящена разработке стратегии такого совершенствования, а не самозабвенной профессорской болтовне (это уже ленинские мотивы). «Философия - голова революции, пролетариат - сердце её» (Маркс). Первая часть этого высказывания не вызывает сомнений. Далее, совершенствование бытия должно осуществляться на основе знания его собственных объективных законов развития. Знание становится материальной силой, если оно овладевает умами людей, наука - непосредственной производительной силой. Однако, общество, несмотря на наличие сознательной деятельности людей, в конечном счете, подчиняется объективным законам, его развитие предстает как естественноисторический процесс. В таком подходе суть материализма. И я с этим согласен, за исключением «в конечном счете» (о чем речь пойдет дальше). Познав законы развития общества, человек сможет ликвидировать отчуждение, эксплуатацию человека человеком и приобщиться к подлинному богатству - получить возможность свободного и всестороннего саморазвития. Опять-таки согласен в той мере, в какой эта высшая цель перекликается с идеей развивающейся гармонии. Но эта перекличка, как мы скоро увидим, не означает тождества. Непреходящим в марксизме мне представляется его непримиримость к отчуждению и эксплуатации и то, что для ликвидации этих пороков человеческой «предыстории» это мировоззрение требует знания реальных оснований и путей, законов движения к идеальному состоянию. В свете этого является верной диагностика глубинной сути неприемлемого для марксистов (и для меня тоже) капитализма, индустриальной (а теперь и постиндустриальной) цивилизации: стремление к максимальной прибыли любой ценой, уродование человека и его деятельности в прокрустовом ложе формулы «деньги - товар - деньги'». 129.Либеральные критики марксизма особенно в части его практической реализации сближают его с фашизмом, понимая и то, и другое как разновидности тоталитаризма. Это неверно, ибо фашизм исходит из злого волюнтаризма и идеи неравенства, а марксизм из стремления добиться социальной справедливости на научной основе. Либералам сиё не вместить - они в страхе и ужасе от ущемления их «элитной» свободы, остальное для них уже детали. Но теоретическая ограниченность марксизма не случайно порождает жестокость его последователей. Приоритет материи приводит к тому, что бытие духа вообще отрицается (религия сводится к «опиуму для народа», «духовной сивухе»), а субъективная реальность трактуется не как уникальная в своей основе душа, но только как порождение и отражение социального уровня развития материи. Ближайшими следствиями такого редукционизма оказываются по отношению к внечеловеческому миру антропоцентризм в форме социоцентризма, по отношению к личности - неэкзистенциальность, и в итоге - бездуховность. 130.Природа для марксизма лишь объект познания и преобразования и в перспективе - не более чем «неорганическое тело человека», средство для удовлетворения его «постоянно возрастающих потребностей». Здесь марксизм типичное дитя Запада, продолжение идей эпох Возрождения и Просвещения, помноженных на сциентистский рационализм Х1Х столетия. Тютчевское «Не то, что мните вы, природа...» или булгаковское понимание хозяйства как диалога и сотворчества с Космосом ему абсолютно чужды. Человек превыше всего и в центре всего. Но это человек совокупный, общество, уровню развития которого должна соответствовать личность, т.е. антропоцентризм предстает в виде социоцентризма. Только в обществе рождается субъективность, её нет за пределами социума и культуры, а личность должна соответствовать уровню развития общества, усваивая в процессе социализации менталитет общества, который является надстройкой над экономическим базисом. Внутренние переживания, не способствующие реализации интересов «передовых сил общества», - это не более чем «копание в собственной мелкой душонке». Интересы же общественных сил определяются их местом в системе экономических отношений, а отношения надстроечные (политические, правовые, нравственные и др.) лишь укрепляют или разрушают наличный экономический статус. Отсюда концепция классовой борьбы как движущей силы истории. Борьба, вечная борьба без души и духа, на которую человек обречен объективными законами развития природы и общества. Наука познает эти законы и дает оружие в этой борьбе. И стремление к равенству и справедливости, борьба с эксплуатацией - объективное следствие неизбежного обобществления средств производства, как соответствующее высокому уровню развития производительных сил, а отнюдь не служение каким-то ценностям и идеалам души и духа. Ценности и идеалы сами лишь отражение объективного положения вещей. Маркс, говоря о своем отношении к жизни, утверждал, что «счастье в борьбе», а его любимое занятие - «рыться в книгах». Холодный рационализм на службе амбиций в «struggle for life», освящаемые верой в абсолютное господство объективной необходимости. 131.Только что сказанное, я знаю, глубоко заденет тех, кто верит в то, что в «строительстве коммунизма» марксизм был просто плохо прочитан: вот если вернуться к аутентично понятому Марксу... Да, русская культура (в рамках восприятия и поведения подлинных носителей её духа) сумела придать марксизму духовное измерение, и, простите, контрабандой, включить в коммунистическую идеологию все лучшие достижения человечества. И это было куда благороднее, чем пошлая воркотня диссидентов на столичных кухнях. Но давайте трезво смотреть на вещи: тогда это было разумно, но теперь пора осознать, что лучшее в марксизме надо включить в мировоззрение будущего, однако основой его он - в силу своей ограниченности, в силу того, что он является одним из проявлений фаустовской культуры Запада, - быть не может. Да - его материализму, его стремлению преодолеть капитализм, его ориентации на служение знания преобразованию. Да - Марксовой модели общества (общественно-экономической формации), когда она применяется в ситуации явного преобладания роли экономики над другими компонентами жизни общества. Нет - объявлению материализма и научного познания панацеей от всех бед, редукции души и личности к материи и обществу, отрицанию души и духа за пределами социокультурного ареала. 132.На пересечении деятельности общества в определенных аспектах и объективной реальности существуют более частные, чем марксизм, но достаточно значимые по своему воздействию мировоззренческие парадигмы. Стоит сказать о сциентизме и технократизме. Сциентисты полагают, что наука сама по себе достаточна для решения всех мировоззренческих вопросов, а технократы, - что техника и технология сами по себе достаточны для разумной организации жизни общества. Нисколько не умаляя роли науки и техники в познании и преобразовании объективной реальности и для человеческой жизни в целом, надо всё же хорошо понимать, что направленность и разная значимость научно-технических усилий для разного типа культур и личностей не задается однозначно состоянием объективной реальности и формируется в иных сферах, чем наука и техника (что, разумеется, не исключает их влияния и на эти процессы). Не всё то, что объективно можно сделать, стоит делать. Вот чего не вмещает самоуверенная ограниченность сциентистов и технократов. 133.Марксизм - системная идеология, имеющая философскую базу и распространяющаяся на все сферы, охватываемые мировоззрением - мир, человек и человекомирные отношения. В клеточке, образующейся на пересечении примата материи и личности, мы таких мировоззрений не обнаружим. Там представлены мировоззрения, так сказать, частичные, затрагивающие лишь отдельные мировоззренческие области и не имеющие сколько-нибудь системного обоснования. Тем не менее, каждое из них находит приверженцев и играет определенную роль в стратегической организации человеческой жизни. Эти мировоззрения образуют две пары противоположностей: трудоголизм - гедонизм и тоталитаризм - анархизм. Первая пара трактует отношение личности к её образу жизни, вторая - роль личности в организации жизни общества. Материализм этих идеологий, конечно, не является столь же философски обоснованным и отчетливо выраженным как в марксизме. Но об их материалистической направленности можно говорить в силу следующих обстоятельств. Во-первых, в них доминирует направленность на отношение человека к внешнему миру, к объективной реальности. Во-вторых, свои позиции они пытаются обосновать апелляцией к объективной реальности: так, мол, устроен мир. 134.Не трудоголик и не гедонист. В жизни трудоголика доминирует деятельность преобразования, в жизни гедониста - деятельность потребления. Один видит в этом мире поле труда, испытаний, выполнения долга, другой - источник удовольствий. В разных культурах - разные типы трудоголиков. Это различие наиболее ярко выражено в японской и в американской культурах. Японский трудоголик - коллективист, он исполняет долг перед обществом, перед своим кланом, фирмой. Американец - индивидуалист, он selfmademan, он сам избрал такой стиль жизни, ибо опирается лишь на собственные силы. Обычный трудоголик, без, так сказать, американского максимализма, убежден или просто привык к тому, что суть человеческой жизни именно в труде; он «спасается» в труде от пустоты жизни (животная непосредственность утрачена, человеческая - не приобретена), чему бы эта трудовая деятельность ни служила: честно работаю - значит «хороший человек» (но «честно работать» можно и надзирателем в концлагере). Выйдя на пенсию, он теряет смысл жизни. Строго говоря, в клеточку «материя - личность» вписываются два последних типа трудоголиков, да и то с оговоркой, что исторически американский трудоголик стал таковым под влиянием протестантства: успехом в труде подтверждаешь свою богоизбранность. Современный трудоголизм это своего рода светский аскетизм. Что ж, жизнь не затолкаешь ни в какую схему, но определенная упорядоченность с помощью схем все же достигается. 135.Успешная социализация, формирование нормального человека невозможны без приучения его к дисциплине труда. Способность к искусственному преобразованию, необходимость последнего есть сущностные черты человеческого образа жизни. Без их укоренения в личности увеличение доли свободного времени только развращает человека. Ориентация на долг и труд - правда трудоголизма. Но, став абсолютно доминирующей (все остальное, мол, второстепенно), эта ориентация превращается в ложное отвлеченное начало, делает человека частичным существом. Значение труда опосредовано его смыслом: во имя чего? И счастье, все же, не только в труде. Трудоголик способен превратить мир в казарму и конвейер по переработке природных и человеческих ресурсов. Его мировоззрение - частный случай идеологии, ориентированной на максимум, а не на оптимум, на доминирование одного начала, а не на взаимодействие, на властный монолог, а не на диалог. 136.Гедонизм - это жизненная стратегия, ориентированная на наслаждение. Убежденность, что смысл жизни состоит в том, чтобы наслаждаться, присуща многим людям от древности и до наших дней. Формы гедонизма разнообразны, их различия зависят от того, чем и как предпочитают наслаждаться. Гедонизм существует и как обыденное настроение и как философия - от Аристиппа до Г.Маркузе, связывавшему труд с подавлением удовольствия и репрессивностью и противопоставляющему им немедленное удовлетворение стремлений к удовольствию и нерепрессивную радость игры. В самой грубой форме гедонизм подразумевает чувственные удовольствия, и эта форма расцветает в современной культуре, которую П.Сорокин не случайно назвал чувственной: «Бери от жизни всё». Понятно, что в основе такого умонастроения лежит убежденность в абсолютной смертности человека, и потому «после нас хоть трава не расти». Между тем, подлинный человек поступает (строит, отстаивает свои взгляды и т.д.) так, как будто бы жить ему вечно. Грубый гедонизм абсолютно индивидуалистичен, он не считается ни с другими людьми, ни с окружающим миром; это психология и идеология безответственного потребительства, которая, в конечном счете, разрушает и самого наслажденца. 137.«Не желудок ненасытен, как говорят люди толпы, - учил Эпикур - но лживое представление о желудке как о чем-то, не имеющем пределов наполнения». Признавая стремление к удовольствию как основу человеческого поведения, более тонкие формы гедонизма пытаются установить какие-то разумные его пределы и облагородить само удовольствие. На этом пути гедонизм породил эвдемонизм и утилитаризм. От чувственного материализма эвдемонизм прокладывает путь к душе, а утилитаризм - к обществу. Эвдемонист Эпикур полагал, что главное «удовольствие» - это атараксия, состояние невозмутимости и безмятежности, ради которого следует удалиться в свой сад от всех треволнений общественной жизни. И такое состояние души естественно ограничивает жадность тела (но заодно - и ответственную активность). Утилитаристы ограничение ненасытной жажды удовольствий видят в разумном учете интересов других людей («разумный эгоизм»): делая приятное другому, ты можешь рассчитывать на соответствующую отдачу, и наоборот. Удовольствие должно быть полезным и для себя и для других. Но при этом забывают, что где расчет - там и обсчет («если никто не видит...»). Как ни облагораживай и не обуздывай принцип удовольствия, но если внутри нет противовеса, ориентирующего на бескорыстное совершенствование бытия и признание самоценности другого без всякого расчета, сам по себе он не сможет служить основой созидательного мировоззрения. Однако, я далек от аскетического - насильственного или ханжеского - отвращения к удовольствию как таковому. Живое стремится к наслаждению, и это нормально, в этом нет ничего постыдного и «животного». Наслаждающееся, но не злое, животное мне милее слезливого мазохиста. Ориентация на получение удовольствия (благополучие) и радость должна войти в число базовых ценностей целостного мировоззрения. Но не только они, и не во главе угла. Трудоголик и гедонист могли бы поучиться друг у друга, но, увы, для частичных людей это абстрактная возможность. Она реализуется только целостным человеком. 138.Анархизм тоталитаризма не лучше. Значение термина «тоталитаризм» достаточно размыто. В самом широком смысле это поддержание целостности общества посредством диктатуры и, не считаясь с интересами отдельных личностей. Здесь речь пойдет об этом явлении в более узком смысле - о том, что можно было бы назвать вождистским тоталитаризмом. Это тоталитаризм Гитлера, Сталина, Мао Цзэдуна, Ким Ир Сена. Он противоположен анархизму в том отношении, что анархизм провозглашает абсолютную свободу каждой личности, зиждущуюся на столь же абсолютном доверии к возможности её разумных инициатив, в то время как вождизм - абсолютную веру и доверие к иерархии избранных личностей, на вершине которой находится богоподобный «фюрер». При этом оба они гарантируют, что именно такой способ является наилучшим для поддержания общественных справедливости и единства. И то и другое - культ, приписывающий каждому или избранным воистину божественные свойства, - материалистическое человекобожие. Рассказывают о таком разговоре Сталина со своим сыном Василием. «Ты думаешь, я - Сталин, или ты Сталин? Вот он Сталин» - сказал вождь народов, указывая на свой портрет в форме генералиссимуса. Но поскольку личности - и все, и «избранные» - во-первых, не равны по своим ценностям и интересам, во-вторых, не настолько совершенны, чтобы найти разумный компромисс в условиях такого неравенства, и, в-третьих, вообще способны ошибаться, то абсолютное доверие без всякого внешнего контроля приводит к результатам, прямо противоположным тем, которые были обещаны. Люди попадают в царство произвола, что довольно быстро ведет к распаду тоталитарных обществ и разложению сообществ, принявших идеологию анархизма. Причем, как показывает практика, произвол анархизма страшнее, поскольку при тоталитарном режиме, так сказать, организованный произвол меньшинства некоторое время может поддерживать жесткий порядок мобилизационного типа; при анархическом же типе организации власть и злоупотребление её фактически становятся доступными каждому, кто на данный момент оказался лучше вооруженным. 139.Означает ли сказанное, что я вообще не вижу ничего хорошего ни в вождистском тоталитаризме, ни в анархизме. Нет, не означает. Искренний анархист (князь Кропоткин) выше расчетливого утилитариста демократа, ибо верит в торжество доброй свободы, а не уповает на «разумный эгоизм». Почему бы людям ни положиться только на самоорганизацию добровольных общин, если бы... они действительно все (или, по крайней мере, в большинстве своем) были людьми. Те, кто умирал и побеждал под девизом «За Родину, за Сталина!» были выше контрактников, профессионально убивающих за приличное вознаграждение. Мировоззрение, не доверяющее сердечному доверию, никогда по настоящему не сплотит людей. Служение - не синоним рабства: вот чего не понимают либеральные критики тоталитаризма. Если бы только те, кому искренне служишь и веришь, действительно заслуживали этого... Вся проблема в том, чтобы найти механизмы оптимального сочетания веры и доверия с наличием такого контроля, который всегда был бы в качестве аварийного резерва. Но не превращался бы в бесконечную подковерную и демонстративную грызню различных ветвей власти и партий, переманивающих электорат. Да, все же в мечте о добром царе с одной стороны, и полной свободы личностей от внешней им власти - с другой есть зерно истины. Как сочетать и то и другое, и, в то же время, «соломку подстелить»? Может быть, это одна из основных «задач на взаимодополнительность» (системный синтез, а не эклектику) в выработке нового мировоззрения. 140.Природа всё учла и взвесила? Ну, очень хочется иметь непререкаемую объективную основу, которая всё может объяснить, на законы которой всегда можно положиться. Если не общество и природа личности, то, наверное, природа как таковая - законы живой жизни и окружающей среды. Бум в развитии биологии особенно способствует возрастанию таких надежд и порождает мировоззренческие установки биоцентризма - от социал-дарвинизма, возникшего в Х1Х веке и натворившего большие беды в последующем столетии, до современного «геноцентризма». Наряду с биоцентризмом в основу мировоззрения предлагают положить и признание примата географической среды (географический детерминизм), выступающий ныне в лице геополитики. Я всегда был противником пренебрежительного марксистского отношения к природе, но, увы, сторонники односторонности не знают меры. А ведь хрен редьки не слаще: расизм Гитлера ничуть не лучше абсолютизации классовой борьбы. Всё это напоминает мне астрологию: наверное, расположение звезд как-то влияет на характер новорожденного, но нельзя забывать, что это, как и любое другое (социальное, биологическое и т.д.) воздействие сразу же попадает в контекст взаимодействия, и потому не может быть полной причиной поведения в целом. Разумеется, надо учитывать воздействие биологии человека на характер его социализации и последующее поведение. Истина такого учета на практике должна резюмироваться в евгенике, в целенаправленном совершенствовании природных основ человеческого бытия, в контроле над генофондом, в разумной перестройке генного аппарата, улучшении обменных процессов, направленном на избавление от предпосылок к ressentiment и т.п. Истина географического детерминизма заключается в учете влияния окружающей среды (климата, ландшафта, богатства недр, географического положения, воздействия космоса) на менталитет обитающих там людей. Но ни биология, ни география не дадут нам алгоритмов стратегического управления человеческой жизнью в целом. 141.Что это означает практически? Это значит, во-первых, что в определенных ситуациях (типах взаимодействия) природные факторы могут действительно оказывать решающее воздействие. И тогда соответствующие модели человеческого поведения также будут адекватны, как модель Маркса в случае активизации экономической доминанты. Например, в тех случаях, когда имеется явная генетическая детерминация преступного поведения, или разница в климате с очевидностью требует учета в эффективности ведения сельского хозяйства. В общем плане геобиологическая (экологическая) модель должна быть разработана и применяться в глобальном масштабе для учета граничных условий и предотвращения глобальной экологической катастрофы. Во-вторых, во всех случаях должен учитываться вклад во взаимодействие биологического и географического факторов, но именно необходимый вклад с учетом реальной степени его воздействия. Так, видимо, расовые и этнические особенности как-то влияют на национальный характер и могут в разной степени проявляться у разных представителей определенной национальной общности. Но как и в какой мере? И как и в какой мере эти детерминанты могут подвергаться воздействию детерминантов социальных и психологических? Без четкого ответа на эти вопросы любые общие категорические суждения опасны и безответственны. К примеру, до сих пор нет однозначного ответа относительно результатов смешения представителей различных рас и этносов. Но сколько же безответственных спекуляций на эту тему! 142.Если же суждения такого рода кладутся в основу мировоззрения, то мы получаем явные перекосы, ведущие порой к катастрофическим последствиям. В позитивистское Х1Х столетие зародился социал-дарвинизм - однобокая биологическая концепция в ещё более однобокой социальной интерпретации. А.П.Кропоткин в свое время показал, что в животном мире кроме борьбы за существование и конкуренции есть сотрудничество, кооперация. На уровне общества эти линии предстают как природные основы эгоизма и альтруизма. Между тем, социал-дарвинисты видят в обществе только борьбу и эгоизм. В условиях, когда базовой ценностью является стремление к максимуму власти, прибыли и наслаждений такой взгляд не может не быть популярным. Он оправдывает неравенство, представляя богатых более совершенными биологически, в то время как речь может идти лишь о большей их агрессивности и бессовестности (что, разумеется, опять-таки, не является непреложным общим правилом). А в расистском или шовинистическом вариантах в качестве «избранных» предстает раса или этническая общность. Да, раса и этнос могут влиять на культуру общества и характер личности. Но, не зная степени и удельного веса этих влияний, нельзя объявлять «высшей» или «неполноценной» общность в целом или личность. Созидатели, деструкторы и конформисты разных рас и этносов по сути своей гораздо ближе друг к другу, чем к противоположным аксиологическим группам внутри одной и той же расово-этнической общности. Надежда на расовую солидарность никого ещё, по большому счету, не выручала. Гитлер, в частности, проиграл войну, убедив себя в «неполноценности» славян и надеясь на то, что «братья по расе» англосаксы всерьёз с ним воевать не будут (не учел «бедняга» того, кто на самом деле правил США и Великобританией). 143.Точно так же географическое положение, скажем, близость к океану или удаленность от него, не может быть решающим фактором жизни общества. Рассчитывать, что на основе знания геополитических факторов можно будет открыть реальные законы общественного развития и предложить алгоритмы политической деятельности, представляется мне очередной рационалистической утопией. К тому же геополитика берет в качестве аксиомы социал-дарвинистскую struggle for life, т.е. исходит из одностороннего взгляда на человека как на «плохое животное». Это вообще характерно для тех, кто пытается исходить, прежде всего, из природных основ. Так, фрейдизм, полагая, что основным стремлением человека является тяга к сексуальному наслаждению (либидо), приходит к выводу, что невроз есть неизбежное следствие при столкновении такой человеческой природы с репрессивными требованиями общества. «Машина желания» Делёза и Гваттари ещё «круче» - это вообще хаос неуправляемой и агрессивной энергии, по отношению к которой человеческое поведение является лишь её всплеском. Конечно, на такую природу опасно ориентироваться. Во всяком случае, бесперспективно и бессмысленно, если мы хотим лучшего будущего для человечества. Поэтому надо, во-первых, отказаться от одностороннего, чисто отрицательного взгляда на природные задатки человека. А, во-вторых, четко представлять себе с позиций целостного идеала, что можно от этой природы получить и что нужно с ней сделать. Мы собираемся, допустим, реализовать возможности клонирования и развивать генную инженерию. Но что мы хотим получить в результате, каковы будут последствия для целостности человеческого и мирового бытия, как здесь будут соотноситься и взаимно дополнять друг друга биологическое, социальное и психологическое? 144.Абсолютизация константности человеческой природы всегда подводила утопистов, пытавшихся спроектировать общество с точки зрения оптимального удовлетворения естественных потребностей человека. Но можно ли для постоянно развивающегося общества задать неизменный список потребностей, «соответствующих человеческой природе»? Проблема критериев «разумных потребностей» - важнейшая составляющая мировоззренческой стратегии. Природные ограничения в ней, конечно же, должны быть учтены (но, кстати, и возможности преодоления этих ограничений). Однако без учета социальной и психологической динамики развития потребностей, без учета возможностей творческого самоформирования человека эта проблема не решается. 145.Анти-Ницше. На пересечении примата природы и своеобразного сплава объективной и субъективной реальности мы находим философию Ницше, которую принято именовать «философией жизни». В то же время Ницше является отцом той философии, представители которой «скромно» говорят об «эпохе постмодернизма». Почти все их идеи можно в той или иной форме найти у Ницше. Линия Ницше - Батай - Фуко - Деррида - Делёз прослеживается достаточно четко. Связь Ницше с фашизмом гораздо боле односторонняя и во многом внешняя (так сказать, идеологическое использование). А.Розенберг был прав, заявляя, что дионисийство Ницше не соответствует «арийскому духу». Мечта Ницше о сверхчеловеке как о бездушном, умном, жизненно активном монстре на самом деле реализовалась в идее бездушного, завистливого, злобного и слабого постмодернистского провокатора. 146. Прежде всего, посмотрим, что Ницше понимал под жизнью, какова его онтология, в которой заложены и его антропология, представления о смысле человеческой жизни. И онтологию, и антропологию Ницше пронизывают три танатологических постулата: смерть метафизики, смерть Бога, смерть человека. Откуда же такой негативизм? В мировом бытии, согласно Ницше, нет какой-то скрытой идеальной сущности, на понимание которой претендуют священнослужители и философы. Отсюда - смерть Бога и метафизики как философского учения об основе мира, недоступной непосредственному чувственному восприятию. Жизнь для него - это сплошной иррациональный поток, где в непрерывной борьбе сталкивается бесчисленное множество форм существования. В этом потоке нет ничего устойчивого, наши представления о статичных вещах условны, есть лишь вечно становящиеся события. Наши знания - лишь способ реакции на участие в этом потоке, более или менее удачный, никакой объективной истины не существует. Жизнь это проявление воли к власти, и сила такого проявления, его размах - основной критерий качества самой жизни и представлений о ней. Казалось бы, в таком хаосе не может быть никаких закономерностей. Но, отрицая разумную организацию бытия, философ в то же время настаивает на жесткой необходимости, наличествующей в этом хаосе. Об этом говорит его идея вечного возвращения: в нашем конечном мире (а почему он конечен?) всё неизбежно повторяется. Так зачем бороться? А так, мол, устроен мир. А откуда наш философ это знает, если в мире нет ничего устойчивого (кроме повторения по кругу?) и невозможна истина (кроме той, которую изрекает наш пророк)? Такая противоречивая онтология - не прямой ли путь к различным игровым провокациям (как форме проявления воли к власти), столь любезных и самому Ницше и его адептам? 147.Далее, в вечном потоке жизни самостоятельность и самоценность субъекта - не более чем иллюзия. Человек чувствует это, сливаясь с Жизнью в дионисийских мистериях. Вот как описал это Ницше ещё в первой своей книге «Происхождение трагедии из духа музыки»: «Мы действительно становимся на краткие мгновения самим Первосущим и чувствуем его жадное стремление к жизни, его радость жизни; борьба, муки, уничтожение явлений нам кажутся теперь как бы необходимыми при этой чрезмерности бесчисленных стремящихся к жизни и сталкивающихся в ней форм существования, при этой бьющей через край плодовитости мировой воли; свирепое жало этих мук пронзает нас в то самое мгновенье, когда мы как бы слились в одно с безмерной изначальной радостью бытия и почувствовали в дионисийском восторге неразрушимость и вечность этой радости. Несмотря на страх и страдание, мы являемся счастливо-живущими не как индивиды, но как единое-живущее, с оплодотворяющей радостью которого мы слились». О, это игровое «как бы» - и тут он оказался законодателем моды! 148. Попробуем более детально представить себе эту картину мира и вытекающие из неё следствия. 1. Жизнь индивида предстает как страдания (таков же исходный тезис буддизма). 2. Но, соединяясь с жизнью в целом, мы видим и необходимость, и ничтожность этих страданий. Буддизм усматривал выход в состоянии нирваны, слиянии человека с самодостаточной жизнью мирового духа, в полном успокоении. Ницше говорит о слиянии с Жизнью, самодостаточность которой в её активности, о слиянии не с покоем, но с безумием (эта характеристика Жизни красочно дана в поэме «Так говорил Заратустра»). 3. И в жизни, и в человеке уже нет четкого различия между страданием и опьяняющим экстазом, между, как это потом станет ясно, добром и злом. Нахождение «По ту сторону добра и зла» (название одной из работ Ницше) станет одной из главных его идей. 4. Идея «смерти человека» имеет двойной смысл. С одной стороны она отражает понимание индивида лишь как всплеска единства Жизни. С другой подразумевается преодоление человека, «Человеческого, слишком человеческого» (также название одной из книг Ницше), смену жалких «маленьких людей», не видящих истинной природы реальности и стремящихся к презренному покою, определенности, мере, будущим сверхчеловеком, активным в нарастании воли к власти, как и сама Жизнь. 5. Но, спрашивается, к чему эта бешеная активность иллюзорного на фоне Жизни её отдельного всплеска, тем более что всё предопределено «вечным возвращением»? Не бегство ли это от собственной внутренней дисгармонии? 6. Скорее всего, так оно и есть. Ницше не скрывал своей близости к декадансу, но надеялся на его преодоление в злой радости сверхчеловеческой гиперактивности. Но замена астенической патологии на гиперстеническую (или её имитацию) ведет либо к безумию, либо к жалким провокациям «пира во время чумы». 7. Эпитет «злой» - одно из любимых ницшевских определений. Я не знаю более сильного проявления неприятия любви, как основы отношения к жизни, чем в работе Ницше «Антихрист (проклятие христианству)». Любовь, сострадание, примирение - всё это лишь проявления слабости; они вредны, ибо ослабляют волю к власти. Активное зло фактически противопоставляется слабому добру. Так что не надо изображать стояние по ту сторону добра и зла: зло для Ницше явно милее. 8. Но кто сказал, что именно максимальное заострение самозабвенной struggle for life это и есть правильное понимание смысла жизни?! Выбирайте это, если вам так хочется сменить свое декадентство на «мужественную» брутальность, а точнее - забыться от страданий, приносимых несовершенством ressentiment,а, ублажить злыми играми свою злую зависть к тем, кто наделен, если не счастьем гармонии, то хотя бы внутренним стремлением к такому счастью. Право же, герой Ницше извращенец Чезаре Борджиа куда отвратительнее и самых «маленьких» людей, не говоря уж о ненавистном Ницше Эпикуре. Большой размах зла воли к власти хуже, чем самое малое устремление воли к любви. Количество силы - не показатель прогресса. Но здесь мы дошли уже до противоположности аксиологических аксиом, базовых ценностей. А о них спорить бесполезно. Достаточно констатировать взаимоисключающую противоположность воли к власти, апологетом которой является Ницше, и воли к любви, к развивающейся гармонии. Но это, как мы скоро увидим, не означает, что я стою на ортодоксальной христианской позиции. 149.Так что же - сплошное «анти...»? Нет, и тут не абсолютное отрицание. Я понимаю трагичность жизненной ситуации Ницше как человека. Здесь сочувствие уместнее критики. Но и объективно в его учении, конечно же, есть положительные моменты. 1. Я разделяю тезис о «смерти метафизики» при правильном понимании того, что хотел этим сказать Ницше. Современные модники трактуют это как смерть любой серьезной философии, претендующей на истинную картину бытия. Но это не более чем реакция на их собственную интеллектуальную импотенцию. Ницше же говорил о том, что в бытии (как бы он его ни понимал) нет какого-то особого уровня, доступного лишь удостоившимся откровения жрецам и философам, претендующим на то, чтобы в своих построениях дать, говоря словами Гегеля, «портрет Господа Бога». 2. Ницше призывал к выявлению психологических корней любых философско-мировоззренческих взглядов, и дал немало успешных образцов такого анализа. Перечитывать его всегда полезно и интересно. Другое дело, что этот анализ часто осложняется злым стремлением к непременному изобличению. 3. Точно так же нельзя не восхищаться честностью и глубиной ницшевской критики лицемерия расхожей «морали» и церкви, жречества как социального института. Но, опять-таки, с оговорками: бессовестные позеры находят у него основания, чтобы легко отбросить любой голос совести, поименовав его «моралином» (разоблачить!); не надо всё же смешивать поведение попа-приспособленца или церковную политику с Нагорной проповедью! 4. Пафос его отрицания «слишком человеческого» (vulgaris в моей терминологии) мне, разумеется, близок. Но не там он увидел выход: не надо серенькой пошлости противопоставлять якобы яркую самобытность носителя воли к власти (тем более что самобытного-то носителя чего бы то ни было в его онтологии и быть не может). Нет, не ушел он ни от мещанства, ни от декадентства. Хотя искренне пытался - и за это ему спасибо. 150.Пандемия постмодернизма. Начиная с 60-х годов прошедшего столетия (в России с её вечным запаздыванием моды - с 80-х) мировоззренческие установки постмодернизма (он же постструктурализм, он же деконструктивизм) распространились подобно массовой эпидемии. Торжество этого настроя означало бы конец мировоззренческим идеалам и основанной на них стратегии управления человеческой деятельностью в целом, что вполне соответствует идее «конца истории». Эти игры перепуганных призраком тоталитаризма интеллигентов (точнее - образованцев) должны быть преодолены. Но начну я, всё-таки, с положительных моментов, внесенных этим движением. Я вижу три таких основных момента, и два из них суть продолжение установок Ницше. 1. В эпоху кибернетики весьма созвучным оказался взгляд на бытие как на текст, знаковую конструкцию. Конечно, мир не сводится к тексту, но данный его аспект достаточно значим, и его осознание - заслуга постмодернизма. 2. То, что позволяет именовать это движение постструктурализмом. Структуралисты полагали, что в основе любого текста лежат определенные структуры, до конца поддающиеся выявлению и формализации. Постструктурализм признает в любом тексте наличие некоей неопределенности, различений, которые находятся в процессе непрерывного становления и потому не могут быть однозначно выражены и сведены к формализуемым структурам. 3. Один из аспектов того, что было названо деконструкцией, а именно стремление увидеть многослойность и противоречивость любого текста, отказ от сведения его к однозначному выражению некоей центральной идеи, «репрессирующей» все подспудные и находящиеся в становлении различения. 151.К сожалению, указанные достоинства немедленно перерастают в недостатки. Всё же в любом информационном потоке, несмотря на многообразие и наличие принципиальной неопределенности, есть - если это не просто случайный набор знаков - определенная основополагающая мотивация: а зачем всё это нужно? Возможность ответить на этот вопрос относительно постмодернизма дает анализ значения приставки «пост...». Модернизм обожествлял свободное творчество выдающейся личности, претендующей на преобразование реальности и создание новых миров в соответствии со своими замыслами. Это было человекобожеское движение: агрессивный аспект ницшеанства без учета кардинального противоречия последнего - одновременного признания и сверхактивности и «смерти» отдельного субъекта. Постмодернизм это противоречие устраняет, так как категорически провозглашает «смерть автора» (Р.Барт). Человек предстает не как носитель личной воли, но лишь как «функция дискурсивных практик» (М.Фуко). Модное словечко «дискурс» фактически употребляется ныне как синоним темы обсуждения или предметной области исследования (допустим, «политический дискурс»). Но по своему первоначальному смыслу - это некий информационный поток, не имеющий центрального системообразующего стержня и четкой направленности: не дерево с корнями, стволом и кроной, но «ризома», произвольно ветвящееся образование неопределенной формы. Таким образом, человек выступает не как производное объективных общественных отношений (как в марксизме), но как проявление информационной формы субъективной реальности общества, культуры. Итог: отказ и от человекобожеских претензий и от ответственности перед жесткой определенностью социальных закономерностей. Вольная игра в броуновском движении интеллектуальных молекул. Ни определенности, ни ответственности. 152.Чем это вызывается и в чем проявляется? Самовлюбленной интеллектуальной(?) элите хочется полной свободы самовыражения, но без всякой ответственности. Не нужно никаких идеалов, никакой внешней дисциплины, никаких и ни перед кем обязательств - всё это «тоталитаризм». Да здравствует Homo ludens! Не познание, не служение, даже не естественное природное наслаждение, а только «игра в бисер», искусственное «наслаждение новизной» искусственных «различений». Психология излишне надышавшихся «городским воздухом свободы», не сохранивших иных связей с естественностью, кроме секса и болезней. А чтобы подчеркнуть свою «элитность» и свои «права» - изобличение всех и вся, постоянная «игра на снижение». Деконструкция легко переходит в обыкновенную деструкцию. Да, уважаемые марксисты и рационалисты: вот так реализуется возрастание доли свободного времени, такие плоды приносит «просвещение». Искать смысл и служить ему - хлопотно и «фи! - неинтересно». Пусть бессмысленно, зато занятно и престижно, а порой и выгодно (таких мастеров саморекламы ещё поискать!). 153.Представление о мире как тексте, содержащем в себе принципиальную неопределенность становления и столь же принципиальную многомерность и противоречивость (с этим я согласен), вырождается в то, что дискурс предстает как «письмо» (Ж. Деррида), бесконечный поток ничего не означающих, но лишь отсылающих друг к другу знаков, саморазвертывания различений. Нет природы, нет духа, есть лишь постоянно возрастающая искусственность информационного социокультурного бытия. Впрочем, какая же это информация? Ведь информация означает, а здесь - конструирование фикций, самодостаточное функционирование симулякров (Ж. Бодрийар), искусственных и ничему не соответствующих знаковых образований. Эта пропаганда бессмыслицы (ну, разумеется, «соблазнительной») сочетается с разоблачением всякого порядка и нормы, как реализации воли к власти, фаллоцентризма и т.п. Поймем, однако, самое страшное: всё это лишь расчищает дорогу к «новому порядку», который пострашнее любой открытой фашистской диктатуры, - порядку в мире фикций, порядку информационного манипулирования человеческим сознанием. Это всего лишь новая личина старой воли к власти - только больной и извращенной. Не здоровенные супермены (они легко манипулируемы и заменимы роботами), но завистливые провокаторы, сублимирующие свою неполноценность, рвутся ныне к глобальному господству. Кто - финансовыми фикциями, а кто - «интеллектуальными»; основа же общая - информационные технологии, не освященные высшими духовными ценностями. За ширмой «по ту сторону добра и зла» прячется самое настоящее зло. 154.Либерализм и консерватизм: две «больших иллюзии». В начале ХХ столетия о «большой лжи» демократии хорошо писал Победоносцев. Впрочем, уже Платон в «Государстве» дал блестящий анализ и прогноз этой формы общественного устройства, в которой реализуется идеология либерализма. Эмоционально для меня долгое время консерватизм был ближе и симпатичнее. Но жизнь и размышления над ней заставили меня разочароваться и в этой иллюзии. И либерализм, и консерватизм основаны на абсолютизации противоположных, но одинаковых по своей иллюзорности предпосылок. И то, и другое может быть и ложью и искренним заблуждением. Но в любом случае это «большие иллюзии». Либерализм защищает приоритет «свободной личности», консерватизм - менталитета и устоев, сложившихся в данном обществе. Либерализм считает, что демократия, несмотря на все её недостатки, суть лучшая из возможных форм общественного устройства, а прогресс заключается в обеспечении прав и свобод личности. Предполагается, что каждая человеческая личность разумна и способна на свободное волеизъявление. Личности могут договориться таким образом, чтобы заставить служить общество их рационально согласованным интересам. И потому у всего человечества - один путь, только наиболее активные (скажем, американцы) сумели продвинуться по нему дальше других. Догоняйте! (А мы поможем, если надо - заставим). Консерватизм, напротив, полагает, что общество, следующее своим традициям, - само по себе уже есть высшая ценность, и именно такое общество гарантирует нормальное развитие личности. А потому у человечества в целом вряд ли есть один путь и общие закономерности развития. Каждая культура - особый живой организм, и эта его особость - превыше всего. Понятно, что на фоне американских стандартов это может звучать заманчиво и романтично. Холодному расчету и конкуренции, формальному равенству перед формальным правом противостоит вера, преданность, органическая общность, врожденная иерархия. 155.О ценностных предпочтениях не спорят, но попробуем разобраться объективно. Неприемлемость обеих крайностей, взятых в целом, вытекает из того, что либерализм постулирует свободу и разумность личности, которая, якобы, не нуждается в какой-либо общей ментальной почве и укорененности в ней, а консерватизм - святость сложившихся традиций, в которых личность должна быть органично укоренена. Но обе надежды, воспринимаемые как панацеи, иллюзорны, ибо не каждая личность способна разумно пользоваться своей свободой, и не каждая органически созревшая ментальная почва достойна поклонения. Но так хочется уверовать в какое-то одно абсолютное начало! Между тем, и отдельные личности, и общности не равны ни по своей направленности, ни по своим возможностям. Поэтому допущение возможности демократии как волеизъявления личностей оказывается слишком сильным и абстрактным, а конкретно, как это показал ещё Платон, демократия быстро переходит к власти олигархов, а в экстремальных условиях (как, к примеру, в наше время в свете угрозы международного терроризма) - и к тирании. Консерватизм же, будучи последовательно проведенным, порождает имперские (или разбойничьи, в том числе террористические) тенденции и никак не способствует диалогу культур и совместному решению глобальных проблем. Практически мировоззрение либерализма центрируется на формуле «Я и не-Я», а консерватизм - на «Мы и они», так что противоположные стороны в обеих формулах, так или иначе, подвергаются насилию. Воля к власти лишь маскируется «правами и свободами» личности или мифом о «почве и крови», объединяющих общность. 156.Частичные истины либерализма и консерватизма заключаются в том, что, действительно, оба начала - свобода личности с одной стороны и органичность архетипов общности с другой - действительно должны быть учтены, если мы хотим достичь внутренне выстраданной целостности личности, общности и их единства. Но к этому не придти, отправляясь от приоритета одной из сторон. П.И.Новгородцев писал об агиократии (власти святынь) как идеальном устройстве общества. В то же время он не случайно считается представителем русского либерализма, хотя ориентацию на святыни, высказывания типа «Общественный идеал можно определить как принцип свободного универсализма» вполне можно трактовать как стремление к синтезу обеих противоположных начал. Но вдумаемся в другое его утверждение: « Никто не должен быть исключен из идеи всеобщего единства. Безусловный принцип личности с необходимостью приводит к идее всечеловеческой вселенской солидарности». Увы, это принцип был бы «безусловным», если бы в действительности никто не исключал себя своим поведением из не то что всеобщего, но даже и сугубо местного единства. Аналогичное рассуждение можно было бы провести относительно консерватора, клянущегося в уважении к личности, но отправляющегося всё же от примата ментальности общности. Идеальная монархия, к примеру, не менее утопична, чем «подлинная демократия». Если бы ситуация в России, скажем, сложилась так, что общество предпочло бы консервативные проекты - «народную монархию» И.Солоневича, программы И.Ильина или А.Солженицына, не скрою, на первых порах меня бы это вдохновило несравненно больше, чем лакейское подражание Западу. Но трезвый анализ показывает, что деструкторы и конформисты испохабили бы это с не менее печальными последствиями. 157.Примат общественной или личностной субъективной реальности в плане соотношения интересов проявляется в таких мировоззренческих противоположностях как индивидуализм и коллективизм. Для индивидуалиста только индивид - подлинный субъект, а социальные группы, институты, общество в целом призваны обслуживать его интересы. Коллективист, напротив, ставит «общественные интересы выше личных», так как индивид для него лишь экземпляр, в котором проявляется определенная общность. Призывы к «единству общественного и личного» не имеют надежного основания, ибо зиждятся на внешнем рациональном расчете, а не на внутреннем органичном приятии паритета этих начал. Если призывы к единству исходят от индивидуалиста, то его основанием будет «разумный эгоизм», а если от коллективиста, - то, опять-таки, «разумная» необходимость учета интересов личности. Парадоксально, что, будучи индивидуалистом по своему реальному поведению, в иных мировоззренческих срезах человек может стоять на позиции примата общественного сознания или общества как объективной реальности (провозглашать себя, допустим, консерватором или коммунистом, или даже «рабом божьим», но на деле быть обычным карьеристом). Реальное признание самоценности индивидуальности (индивидуализм) или общности (коллективизм) следует принять. Но нельзя согласиться ни с односторонним приоритетом самоценности одной из сторон, ни с эклектическим их «примирением» без внутреннего основания их единства. 158.Гуманизм и экзистенциализм. В этих мировоззренческих программах провозглашается примат человеческой личности, реализации её субъективности. Здесь речь идет уже не только об интересах личности, но об её значимости в целом, о характере её отношения к миру. Начиная с эпохи Возрождения, гуманизм отстаивал достоинство человека и его деятельности: «Человек такой же славный мастер, как и Господь Бог». В ХХ веке эта тема уже звучала так: «Молодой моряк Вселенной, будь прославлен Человек» (В.Брюсов) и знаменитое «Человек - это звучит гордо» (М.Горький). Заслугой гуманизма, бесспорно, является отстаивание права человека на творческое доопределение бытия: человек - не раб, не щепка, не функция; он творец, автор. Ницше и постмодернисты рвут с этой традицией гуманизма. Но от борьбы за права и свободы до гордыни, к сожалению, один шаг. И гуманизм этот шаг сделал, породив антропоцентризм, т.е. постановку человека в центр и непризнание самоценности других форм бытия. Можно, конечно, расширять значение слова и говорить о гуманном отношении к природе, но это будет уже явно неклассический гуманизм. Реально сформировавшийся гуманизм не сомневается в принципиальном превосходстве человека над миром, который предстает как полигон для его самовыражения, как средство для его самосовершенствования. Но именно такая установка рождает глобальную экологическую проблему. Воля к власти, вроде бы изгоняемая из человеческих отношений, остается в полной силе по отношению к природе. Вот почему, вопреки многочисленным заявкам, гуманизм не может претендовать на роль целостного мировоззрения современности. Тем более что на поверку провозглашающие себя гуманистами частенько подразумевают гуманизм по отношению к себе любимому. 159.Экзистенциализм - название для ряда достаточно разнородных философско-мировоззренческих концепций, существенной общей чертой которых является признание неповторимости и самоценности внутреннего мира личности, души в её бытии здесь и сейчас. Это «лица необщее выражение» и именуется экзистенцией. Главное в человеке с таких позиций - не то, что он выступает проявлением, продуктом, функцией чего-то общего (божественного замысла, общественных отношений, дискурсов, законов природы), не его общая сущность, но неповторимость его индивидуального существования (в философии сущность называется эссенцией, а существование - экзистенцией). Мир вечен и бесконечен, а человеческое существование преходяще; вбирая в себя полноту бытия, мы знаем о нашей смертности, и потому существование наше трагично. Но, осознавая одновременные неповторимость и конечность нашего бытия, мы принимаем на себя ответственность за те выборы, которые совершаем на жизненном пути. И суть выбора не в предпочтении тех или иных благ и способов их получения, но в значимости наших поступков с точки зрения их соответствия уникальности нашего внутреннего мира: это голос моих убеждений, моей совести, моего вкуса; «Ты сам свой высший суд». Я убежден, что эти черты экзистенциализма должны войти в новое мировоззрение. Человек не просто субъект действия или познания, он субъект неповторимых самоценных переживаний; его душа не менее значима, чем его тело и социальный статус: «И кто меня найдет в морях моей души» (Д.Андреев). О множестве мировоззренческих подходов, как об уже обозначенных, так и о тех, о которых речь впереди, - о марксизме, социал-дарвинизме, либерализме, позитивизме и прагматизме, да и о большинстве разновидностей религиозного мировоззрения - с полной определенностью можно сказать, что они не экзистенциальны. 160.«В моей душе лежат сокровища / И ключ поручен только мне» (А.Блок) это так, и это прекрасно. Но как быть с тем, что эта душа обитает в условиях объективной реальности? И как быть с диалогом, взаимопониманием неповторимых душ; соотнесены ли они друг с другом в объемлющем их духовном контексте? Тонкому внутреннему миру экзистенции грозит как диктат со стороны грубой материи, так и соблазн замкнуться только в своей уникальности. Вот как писал об этом один из основателей экзистенциализма Н.Бердяев в «Самопознании»: « «Мой бунт был прежде всего разрывом с объективным миром»; «Нет ничего мне более чуждого, чем довольство миром»; «Отталкивание от родовой жизни принадлежит к самым первоначальным и неистребимым свойствам моего существа». Ладно, если дело ограничится только индивидуализмом ухода внутрь себя. Хотя, конечно, такая позиция не дает удовлетворительного ответа на вопрос об отношении к этому миру, от которого бесповоротно уйти можно только в нирвану (ещё раз подчеркну определенную последовательность буддизма). Беда в том, что такой индивидуалист продолжает жить в этом мире, взятом целиком, т.е. не только внутри себя, но и как-то выстраивая отношения с другими людьми, природой, которые далеко не всегда согласны с его экзистенциальным выбором. Классический экзистенциализм учит: в случае принципиального несогласия человек должен выбрать смерть. Но ведь он живет... И потому индивидуализм рискует перерасти в эгоцентризм: правда в моем самовыражении. А это снова возвращение к всё той же воле к власти, в, так сказать, приукрашенном исполнении. Я с большим уважением отношусь к Бердяеву как к мыслителю, но пред моими глазами стоит одна его фотография: не принимающий этот мир в картинной позе, с романтической гривой волос с полным удовольствием курит сигару... Способный понимать метафоры, да понимает. 161.Некоторые экзистенциалисты (по-своему и тот же Бердяев) пытаются как-то найти для своей внутренней уникальности приемлемый контакт с внеэкзистенциальным бытием. Более успешно это делается, когда речь заходит об отношении уникальной экзистенции (души) к трансценденции, реальности духа. По Ясперсу эта реальность объемлет многообразие экзистенциальных монад, в соприкосновении с ней мы находим выход из своей субъективности, основание для взаимопонимания и принятия мира. Это верное направление мысли. Хуже обстоит дело, когда приходится принимать в расчет ненавистную объективную реальность. Так М.Хайдеггер (очень модный ныне мыслитель) на каждом шагу говорит о том, что человек предназначен, чтобы открыться непотаенности подлинного бытия, что его «вот-бытие» возникает в «просвете бытия», «вблизи бытия», когда вещи открываются нам, не будучи искажены нашим к ним субъективным отношением. Всякое же разделение мира на субъект и объект, мол, удаляет нас от истины. В общем, наука и техника, имеющие дела с таким уровнем бытия как объективная реальность, уводят нас от «алитейи» (истинности бытия самого по себе) в мир «постава», когда сущее лишь удовлетворяет наши потребности, служит нашей воли к власти. Бесспорно, такая опасность имеет место. Но хотел бы я посмотреть на реальную жизнь нашего философа (вне состояния нирваны), если бы он действительно не считался с объективной реальностью и не пользовался достижениями науки и техники. «Ах, это профанация!». Ладно, оставим данный сюжет для сатиры и юмора. Мировоззрение без определения разумной стратегии в отношении материи, объективной реальности не может быть удовлетворительным. 162.Позитивизм и прагматизм, взятые в их мировоззренческом аспекте, представляют собой типичное выражение позиции частичной личности, не фундированное ни объективной реальностью, ни глубинами души и духа. Позитивизм ставит во главу угла научное познание, человек предстает прежде всего как Исследователь. Прагматизм - действие отдельного человека, который хочет успешно решать свои проблемы. У позитивистов стоит поучиться аналитической точности, а у прагматистов - методике эффективного решения частных проблем. Но и то, и другое будет по настоящему эффективным только в том случае, если эти навыки помещены в смысловой контекст целостного отношения к миру. Для представителей обеих направлений только что сказанное, понятно, не более чем «общая фраза». Ну что с ними поделаешь - горбатого могила исправит. А я ведь имею в виду совершенно конкретные (для умеющих обобщать и видеть общее в разнообразии частностей) вещи. Позитивисты точны там, где предмет поддается известным им точным методам. Если же не поддается, то проблема объявляется псевдопроблемой. К числу «псевдопроблем» относятся вопросы морали, эстетики, религии, смысла жизни. Всё это отдается на откуп личного вкуса. Надо ли доказывать, что практически такое мировоззрение оказывается совершенно неэффективным? Точные методы на службе ложных или туманных ценностей могут быть смерти подобны. Прагматисты, не оглядываясь ни на объективную реальность, ни на стратегические смыслы, отвечающие на вопрос «во имя чего?» (и так, мол, понятно: во имя выживания и успеха), находят тактические способы решения этой проблемы здесь и сейчас и формируют навыки решения похожих проблем. Чем это аукнется для ситуации в целом - это уже «философия». Послушные прагматики хороши в роли находчивых исполнителей - но под постоянным контролем стратегов, знающих объективные законы и тенденции и те смыслы, ради которых решается вся целокупность проблем. Однако в современном мире прагматики, как правило, стоят у власти, а позитивисты дают им «научные консультации». Ситуация усугубляется тем, что в былые времена позитивисты занимались «чистыми» исследованиями, а прагматики решали деловые проблемы; ныне же первые во многом переключились на разработку методики игр, а вторые - на победу в играх - финансовых, политических, психологических, одним словом, - информационных. 163.Фашизм как сатанизм. Ценностные ориентации рассмотренных мировоззрений, в основе которых лежит допущение примата личности, могут быть и «добрыми» и «злыми». Социал-дарвинизм оправдывает зло объективными законами природы. Ницшеанство и постмодернизм пытаются изображать нахождение «по ту сторону добра и зла». И только одно мировоззрение открыто делает служение злу своим знаменем. Это фашизм (при попытке «религиозного» обоснования такая позиция, как мы увидим чуть дальше, предстает как сатанизм). С марксистской точки зрения фашизм трактуется очень поверхностно - как реакция господствующих классов, рискующих потерять власть и готовых на всё ради её сохранения. Такой «фашизм» в скрытом виде сопровождает практически любую власть, а в явном - диктатуру, действующую в ситуации, требующей мобилизационного режима. Потому-то в либеральных кругах, ну очень дорожащих своей элитарной свободой и прочими правами человека (и мы знаем, о каком человеке они хлопочут - о себе любимых), образ фашизма становится «страшилкой», а термин - ругательством. Настоящий фашизм - это квинтэссенция воли к власти. Феномен власти многообразен. Власть может служить средством для реализации других ценностей - наведения порядка, доступа к кормушке и т.д. Власть может быть самоцелью как результат самоутверждения и победы в жизненной борьбе. Во всех этих случаях стремящийся к власти может по разному относиться к неизбежно сопровождающему его злу: с сожалением, как к «технической» необходимости, с наслаждением. Последний вариант в личностном плане именуется садизмом, а как характеристика мировоззрения и стратегии деятельности - фашизмом. Фашизм, таким образом, есть объективно обосновываемый (с помощью социал-дарвинизма) и субъективно принимаемый в качестве доминанты садизм. Да, мы (я) сильнее, и демонстрация силы, унижение слабых, обращение их в рабство - высшее наслаждение, смысл жизни. С отморозком, издевающимся над сокамерником, «дедом», помыкающим «салагой» в армии (и не по традиции, а по внутреннему призванию), с террористами, мучающими детей-заложников и снимающих пытки на кинопленку, нельзя «договориться». У них иная «логика», они сознательно ставят себя вне общего закона. Когда такая «логика» распространяется на отношения между народами и другими общностями, мы имеем фашизм. Будет ли ей руководствоваться национал-социалист Гитлер или «коммунист» Пол Пот - мировоззренческая суть дела не меняется. Фашист принимает позицию деструктора не в силу ложно понятой необходимости, но в полном соответствии со своими базовыми ценностями. Так, видимо, Гиммлер, не выносивший вида пыток, но считавший ликвидацию «низших» рас объективной необходимостью, был просто социал-дарвинист и конформист, сделавший на фашизме свою чиновничью карьеру, а Эльза Кох, наслаждавшаяся абажурами из человеческой кожи, - безусловно, фашисткой. 164.Не то, что мните вы, природа... Посмотрим теперь на мировоззренческие программы, формирующиеся на пересечении субъективной реальности и природы. Материалисты говорят о природе только как об объективной реальности. Мне, безусловно, ближе гениальные строки Тютчева: Не то, что мните вы, природа. Не слепок, не бездушный лик. В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык. Идея гилозоизма, всеобщей одушевленности природы, наверное, является ровесником человеческого рода. Но в наше время, чреватое экологической катастрофой, она особенно актуальна. Согреть природу своим дыханием (С.Булгаков), увидеть «сокровенное внутреннее вещей» (Тейяр де Шарден), испытать «благоговение перед жизнью» (А. Швейцер), отнестись к миру как своему Дому и Саду (Н.Г.Холодный, противопоставивший антропоцентризму антропокосмизм как новый принцип отношения человека к миру) - вот наиболее яркие выражения адекватного отношения к природе после безраздельного господства антропоцентристского безумия. Экологическая этика, распространяющая морально-нравственные отношения за пределы общества, внутренняя ответственность перед природой не на основе холодного расчета, но вследствие признания её самоценности, сопереживания её собственным тенденциям, диалог и сотворчество с природой становятся не просто насущной необходимостью, но и являются результатами экзистенциального настроя и мировоззренческих поисков, формирующих нечто гораздо более глубокое, чем традиционный гуманизм. 165.Но и здесь не следует впадать в крайность. Нелепо закрывать рот марлевой повязкой, чтобы, не дай Бог, не погубить какую-нибудь мошку. Отношения в природе не сводятся к борьбе, но и последняя - факт, с которым нельзя не считаться. Другое дело, что не надо стрелять бизонов с крыши поезда и охотиться на сайгаков с самолета. Строя дом в лесу, невозможно не рубить деревья, но делайте это в меру, т.е. не больше чем необходимо и так, чтобы новое строение вписывалось бы в пейзаж, а его функционирование по минимуму нарушало жизнь данного геобиоценоза (а в идеале, может быть, даже и совершенствовало её). Но борьба с природой, увы, не только печальная необходимость, которую желательно свести к оптимальному (по крайней мере, не грозящему взаимным уничтожением) объему. В природе существуют две противоположные тенденции - к порядку (негэнтропийная) и хаосу (энтропийная). Разумеется, мы, люди должны поддерживать развитие тенденций к такому порядку, который не исключает бытие человека. И потому, простите, не будем «благоговеть» перед, скажем, холерными вибрионами. В этом смысле антропоцентризм не может быть полностью устранен. От него следует оставить естественное человеческое самоуважение, отбросив претензию на абсолютную самоценность и претендуя на центральное положение только в плане большей ответственности перед целым в силу своих больших возможностей. Знание должно остаться силой - но не эгоцентрической, а софийной, служащей единству негэнтропийно направленных природы и человека. К сожалению, идеологи, увлеченные правдой (а то и необычностью) своей позиции не знают меры... Это предостережение относится и к идеализации природы человека. Большая часть идеологов самых различных направлений видят природу человека в черном цвете: он зол, греховен, обуздать его может только общество или вера в Бога. Но столь же неверно, вслед за Руссо, утверждать, что человек от природы добр, а во всем виновата цивилизация. В природе, в том числе и в природе человека есть и добро и зло. Человек имеет возможность осознать это и сделать свой выбор в пользу увеличения суммы добра в этом мире. А добро - и для человека и для негэнтропийных тенденций природы - это возрастание развивающейся гармонии. 166.Почему я не воцерковлен? Переходим к нижней строке нашей таблицы, к рассмотрению мировоззрений, исходящих из примата духа. Несмотря на их разнообразие, всё это религиозные мировоззрения. А каждая религия представляет собой особое вероисповедание, конфессию, закрепляемые институтом церкви. Я не свожу этот институт к его социальному аспекту, хотя нельзя не отметить, что он достаточно силен (священнослужителям тоже надо отстаивать свои интересы), и, как правило, мало привлекателен. Но и мистическое понимание церкви, как объединения единоверцев в Боге, не вдохновляет меня на вступление в их ряды. И, надеюсь, не потому, что я индивидуалист, обуянный гордыней. Суть моего отношения к религиозному мировоззрению заключается в следующем: нет целостного мировоззрения без религиозного чувства; религия как вера в сверхъестественное, как суеверная магия, знание которой даровано посвященным через откровение, должна уйти в прошлое. Представляю, какой гвалт может подняться после обнародования этого тезиса (или применят испытанный метод замалчивания? Скорее всего…). Не думаю, что идеологи успокоятся и после разъяснений, которые я собираюсь дать. И всё же они необходимы, ибо и непредвзято мыслящий человек может очень по- разному истолковать сказанное. 167.Под религиозным чувством понимается отношение человеческой души к духовной основе целостности бытия, переживание своей сопричастности к этой целостности. Но чем отличается дух от души? Самое первое отличие это то, что дух есть нечто одновременно нематериальное и в то же время нечто надчеловеческое и надсоциальное. А дальше уже начинаются различные толкования. Для людей верующих Дух - это Бог, а духи - добрые и злые сущности, которые, как и Бог, носят сверхъестественный характер. Но что это значит «сверхъестественный»? Если это нечто такое, что действует неизвестным нам способом, то есть надежда, что когда-нибудь мы познаем природу этих явлений или сумеем проникнуть в их субъективность, как это удается относительно других людей и других типов культур. Но тогда они станут предметом научного познания и искусства сопереживания, а не религии. Если же мы в принципе не можем проникнуть в их природу, то, на каком основании мы верим в наличие у них тех или иных свойств и способностей? Такая вера есть суеверие, надежда получить сверхъестественный результат (чудо) в общении со сверхъестественным, прибегая к вполне естественным действиям (совершение обрядов), которым приписывается (на каком основании?) сверхъестественное значение. Таинство, и всё тут. Считайте это гордыней, но моя философская совесть (ух, интеллигент поганый!) принять такое не позволяет. Я не вижу ничего дикого в гипотезе, что та или иная часть мира (допустим, известная нам Вселенная) действительно сотворена по проекту какого-то сверхчеловеческого космического субъекта, которого можно именовать Богом. У Джека Лондона есть повесть, где собака относится как к богу к своему хозяину. Но если бы она обладала человеческим интеллектом, то, наверное, задумалась бы над тем, как это он творит свои «чудеса». 168.Далее, почему мы уверены, что творить может только личность, подобно человеку обладающая даром слова и осознания того, что она делает? (И сказал Бог «Это хорошо»). По поводу известного аргумента против материалистов о том, как может груда кирпичей сама превратиться в собор при отсутствии архитектора, надо заметить, что генетический код живого существа, управляя его развитием, ничего не сознает, и соответствующий проект может возникнуть как «порядок из хаоса». Так что внечеловеческими субъектами могут оказаться некие информационно-энергетические структуры, строение и способ функционирования и развития которых нам пока просто неизвестен. Зачем же вечно рассуждать по аналогии с собой? Но даже, если в основе допустить субъекта-личность, то, простите, во-первых, кто его создал (регресс в бесконечность), и, во-вторых, как вообще у бесконечного мира (не какой-то его части) может быть абсолютное начало? Не отмахивайтесь от этих вопросов и не ссылайтесь снова на «тайну». Тайну либо разгадывают, либо принимают, как она есть (например, тайна любви). Но не надо тайну для нас (профанов) представлять чудесно известной для них (посвященных). 169.Есть ещё один парадоксальный момент в традиционных монотеистических религиях, который можно назвать антропоцентристским антропоморфизмом. Сначала преставление о Боге строится по аналогии с человеком, только всесильным и всезнающим. А затем этому Богу приписывается совершенно особое отношение к человеку как центру творения. Но почему?! Что мы знаем о бесконечном мире, чтобы придавать себе такое значение в этом мире и в божественном замысле?! У Б.Рассела есть хороший рассказ, как один глубоко верующий человек после смерти действительно предстает пред вратами рая. Но там долго не могут найти в списке планет нашу маленькую Землю. А в это время перед глазами человека проходит множество разнообразных существ, совсем не похожих на людей, которые тоже претендуют на место в посмертной жизни. И вера его была подрублена под основание... 170.Но если Бога и нет, то его надо выдумать (логика Вольтера и Канта) или просто поверить в него (логика Достоевского), ибо для таких несовершенных существ как мы без Бога нет ни морали, ни порядка («Без Бога ни до порога»). Интересно в этом плане противопоставление любви к Богу и Бога к своим созданиям (Бог есть любовь) и страха Божия. Критикуя «розовое христианство» Достоевского и Толстого, где акцент делается именно на любви, К.Леонтьев писал: «Отцы и Учителя Церкви согласно утверждали, что «начало премудрости» (т.е. правильное понимание нашего отношения к Богу и людям) есть страх Божий». Святитель Феофан так перечисляет главнейшие добродетели: «страх Божий, целомудрие, смирение, сокрушение, плоти умерщвление, терпение, любовь». В этом контексте ясно, что речь не идет о любви к жизни, благоговении перед ней. «Как быть с «я»? - спрашивает Феофан - ... Тереть его и стереть в порошок». Я спрашиваю таких людей: неужели в вас так сильны порочные страсти и так слабы чувство меры и интеллект, что без страха Божия вы за себя не ручаетесь?! А если человек сам по себе не склонен к злу, точнее более склонен к добру и гармонии? Ещё раз убеждаешься, что люди не равны... Я хочу выработать мировоззрение для тех, у кого доминирует добрая созидательность. Для иных нужны иные меры. Ни церковь, ни дом политического просвещения их не переделает. Только не надо путать религию с политтехнологией и психотерапией. 171.В религиозном сознании, пожалуй, наиболее сильно выражена потребность в опоре на непререкаемые авторитетные догмы, по отношению к которым (а не по реальным делам и мотивам) оценивается человек. Спасти свою душу - вот смысл деятельности по религиозным канонам. Обрести вечное существование, воспринимая земную жизнь лишь как испытание на пути к спасению. Но, повторяю, что мы действительно знаем о посмертной жизни и иных тайнах бытия (пока остающихся для нас тайнами)? Почему надо пренебрегать совершенствованием шаг за шагом в тех сферах, которые мы худо-бедно знаем, и видеть смысл только в бессмертии, о котором мы ничего не знаем, но в которое очень хочется верить. Допустим, я умру безвозвратно. Но мне жить столько-то лет, и моим детям, другим людям тоже жить. Так следует ли из факта смерти (или неопределенности с посмертным бытием), что я сегодня не должен кормить ребенка и радоваться красоте природы?! Разве мое поведение в этом мире и стремление познать иные миры определяется тем, принимаю ли я догмат о Боге в трех лицах или ортодоксальную трактовку воскресения Христа? Но не хотят они пускаться в плавание без веры в абсолютно истинные ориентиры, без авторитарного разделения на «мы и они» по внешним догматическим признакам, а не по базовым ценностям. 172.Итак, гипотетические боги и духи как субъекты внечеловеческого типа не могут быть предметами мистического поклонения. Если они есть, их надо понять, а затем либо стремиться к соработничеству с ними, либо принимать возможные меры защиты. Оттого, что они сильнее нас и пока во многом не доступны нашему познанию и пониманию, они не становятся «сверхъестественными». Что же тогда может быть предметом религиозного чувства? Важно понять, что любая часть бытия, частью которой мы являемся (Вселенная, человечество, народ), может выступать в трех ипостасях: как материя, объективная реальность; как субъект, способный к творчеству по информационной программе того или иного типа; как самодостаточное целое, к духовной основе которого мы сопричастны или не сопричастны. Только последний аспект может быть непосредственным предметом религиозного чувства. Эта духовная основа целостности священна для меня не потому, что я её боюсь или жду от неё чуда, как и моё переживание себя её органической частью, глубинное общение с ней. Я не насильник и потребитель, о чем-то молящий и договаривающийся с Богом-сверхсубъектом; я бескорыстно люблю этот мир в его созидательном и добром единстве. И не приемлю того зла, которое во имя себя любимого это «становящееся всеединство» (Вл. Соловьев) разрушает. Но как можно общаться с тем, что не аналогично человеку в его личностном аспекте? А кто вам сказал, что общение сводится к осознанному человеческому разговору (на каком, кстати, языке?)? Понимаю, что для непривычного человека всё это еретично и туманно. Надеюсь, что при изложении идеалов что-то прояснится. 173.Религия как реальный социальный институт играет колоссальную роль в жизни общества, в становлении различных культур. Понятно, что с точки зрения определенных идеалов различные конфессии имеют свои положительные и отрицательные стороны. Но анализ такого рода не входит в мои задачи, поскольку я исхожу из того, что ни одна из имеющихся религий не может послужить основой целостного мировоззрения, как и любая возможная ориентация на преклонение перед «сверхъестественным». Достаточно лишь назвать те моменты религиозного сознания, которые должны быть аккумулированы новым мировоззрением, и те установки, которые безусловно являются антиподными ему. Большинство монотеистических религий могут быть размещены в той клеточке нашей таблицы, в которой пересекаются приматы реальности духа и общества. Допущение духовной реальности за пределами человеческого бытия есть плюс любой религии (другой вопрос, насколько адекватно эта реальность понимается). Но самым неприемлемым их (религий) проявлением выступает взаимная непримиримость, убежденность в своей абсолютно правоте, переданной Богом через откровение пророкам и зафиксированное в священных книгах, и стремление построить жизнь только на этих откровениях, предавая осуждению (а то и уничтожению) всех «неверных». Когда эта сторона становится доминирующей, мы имеем фундаментализм. Его активности могут способствовать различные факторы (экономические, политические и др.), но надо помнить, что в основе лежит догматическая ортодоксия. Фундаментализм достаточно сильно проявляется и в исламе, и в христианстве, и в иудаизме. Проповедь любви - бесспорное достоинство христианства (другой вопрос, как это воплощалось на самом деле), но отсутствие ориентации на самоценность земной жизни в принципе делает эту проповедь непоследовательной и практически, как правило, бессильной, ибо Нагорная проповедь (возлюби врага своего, подставь другую щеку ударившему тебя) утешает, но всеобщим руководством может служить лишь при твоей готовности умереть здесь и сейчас, а не строить достойную жизнь на Земле. То же самое относится и к буддизму: это последовательная философия ухода, а не строительства самоценной жизни. 174.Христианские конфессии не равноценны по своим мировоззренческим установкам. Ещё И.В. Киреевский и А.С. Хомяков дали блестящий анализ соотношения католичества, протестантства и православия. Особую роль протестантства в становлении современной цивилизации Запада великолепно показал М.Вебер. Протестантство - индивидуалистическая религия. В ней отношения личности с Богом могут осуществляться напрямую, без опосредствования какой-либо общностью. Эта сторона протестантства представляется мне положительной: чем меньше обрядов и жрецов, тем лучше. В то же время протестант славит Бога не молитвами, а личными успехами, деловой активностью (отсюда и «капиталистический дух»). В этом отношении католичество и особенно православие представляются более предпочтительными, ибо Бог в них благословляет не индивидуалистический успех, а человеческое единство. На языке католиков это называется солидарностью, у православных - соборностью. Соборность, в отличие от индивидуализма и коллективизма, делает существенный шаг к органическому паритетному единству личности и общества, индивидуального и целого. Философское осмысление идеи соборности, начатое Хомяковым, приводит к краткой формуле, принадлежащей Бердяеву: «Соборность - это общение в любви». Но это уже философская интерпретация, а ортодоксы к такого рода вольным рассуждениям относятся подозрительно. Христианство признает свободу личности, её выбор между путями Бога и дьявола, но человек творит лишь в рамках божественного проекта; риск собственного доопределения бытия трактуется как всё то же проявление «гордыни». Экзистенциальное христианство с ортодоксальных позиций не может не восприниматься как ересь: душа во всех отношениях ниже духа в иерархии бытия. 175.Примат природной стихии как формы бытия духа имеет место в языческих религиях, пантеизме, в современных интерпретациях религиозного опыта востока (например, в Агни-йоге Рерихов). Духи (внечеловеческие души) в самой природе, Бог как душа мироздания - мне это близко, я сам так чувствую. Но не могут люди удержаться на грани - немедленно начинают фантазировать и выдавать категорические утверждения. Мне так понятны картины общения со «стихиалями» в природе, описанное в «Розе мира» Д.Андреева, но как я могу принять его «точное» описание строения потустороннего мира? Я не знаю, как относиться к подобным видениям, критерии тут пока не выработаны, проблема не из легких. Сказать «бред» - душа не принимает, считать достоверными фактами - разум не позволяет. Свидетельства о различных видениях, чудесных исцелениях и т.п. - это ещё не факты, однозначно свидетельствующие в пользу трактовки соответствующих восприятий как отражения сверхъестественного. Тут ещё проверять и перепроверять, размышлять и переосмыслять. Мне нравится идея реинкарнации, но почему я должен принимать её как нечто абсолютно истинное, или, наоборот, верить христианским представлениям о вечной жизни души в раю или в аду? Да, можно многое предполагать, думать и искать в различных направлениях, но не торопитесь выдавать возможное за единственно правильное! (или ты не наш!). Пророк завещал, махатмы передали, посвященные знают... Эзотерика заманчива, но оставим её любителям догм, облеченных в одеяния тайн. Не надо смешивать точность понятий при отражении объективной реальности, многозначность символов при самовыражении субъективной реальности и вчувствовании в неё и мудрость молчания в глубинном общении с трансцендентной реальностью духа. 176.Уместно теперь сказать и о негативном отношении к религии вообще - атеизме, и об отрицании любой положительной религии, видящей в Боге начало добра, - сатанизме. Атеизм считает религию пережитком тех времен, когда человек был слаб и плохо понимал законы бытия. Рационально устроенному обществу эта «форма общественного сознания» не нужна, а как социальный институт религия есть форма эксплуатации и защиты эксплуататоров. В характеристике такой религии как социального института есть большая доля правды, хотя история знает немало примеров и её положительного воздействия. Выступая против религиозного обмана и самообмана, атеизм честен в своих намерениях. Полное же отрицание её значения в духовно-душевной жизни есть следствие ограниченности материализма и сциентизма. О таких тонкостях как различение традиционной веры в сверхъестественное и религиозного чувства тут, понятно, и речи быть не может. Если атеизм отрицает религию, считая её ненужной, то сатанизм представляет собой религию зла, самое сокровенное выражение сущности деструкторов. Его адепты хотят для мира разрушения, мучений, смерти, продолжая существовать в этом деструктивном процессе. Это идеология садизма, в чем-то, возможно, и садомазохизма (будучи злыми, неудовлетворенными, раздраженными сами, увеличиваем сумму зла назло и другим и себе). Зло есть в этом мире - это факт. Но злобно-«радостное» признание данного факта для человека, безусловно, является патологической реакцией. 177.Эклектика и основы мировоззренческого синтеза. Теперь можно заполнить клеточки предложенной выше таблицы. Основные мировоззренческие направления Участники взаимодействия «человек - мир» Уровни бытия Общество Личность Природа Объективная реальность (материя) Марксизм Сциентизм и технократизм Трудоголизм Гедонизм Анархизм Тоталитаризм Биоцентризм Социал-дарвинизм Географический детерминизм Ницшеанство Субъективная реальность (душа) Постмодернизм Консерватизм Коллективизм Либерализм Индивидуализм Гуманизм Экзистенциализм Позитивизм Прагматизм Фашизм Гилозоизм Благоговение перед жизнью Экологическая этика Трансцендентная реальность (дух) Большинство монотеистических религий Фундаментализм Атеизм Протестантство Сатанизм Языческие религии Пантеизм 178.Я не претендовал на охват всех мировоззренческих оттенков и пересечений. Достаточно было дать общую картину, которая свидетельствует о господстве «отвлеченных начал» и, в то же время, о наработке значительного положительного материала для последующего синтеза. В заключение я хотел бы сравнить два основных направления преодоления односторонности: эклектику и то, которое создает исходную платформу синтеза. Как только кто-либо переходит от декларации одностороннего мировоззрения к попыткам следования ему в реальной жизни, поправки, вносимые наличными условиями бытия, до сих пор всегда делали мировоззрение в той или иной мере эклектичным. Так мировоззрение церкви, стоящей у власти, эклектизирует «чистое» религиозное учение; мировоззрение Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева (по нисходящим ступенькам) - «чистый» марксизм. Но иногда та или иная группа людей, стремящихся к власти, сознательно создает некий эклектический миф, призванный обеспечить безотказное манипулирование сознанием масс. Идеолог нацизма А.Розенберг так и назвал свою книгу: «Миф ХХ века». Сейчас таких эклектических поделок несчетное множество. Эклектичным, к примеру, является попытка совместить марксизм и религию в нынешней КПРФ; эклектичность бьет в глаза в самом названии лимоновской партии «национал-большевики»; я уж не говорю об откровенном «лохотроне» «либерал-демократов» Жириновского. Думаю, что термин «секта» будет вполне уместен для обозначения групп, борющихся за влияние и власть под флагом эклектических мировоззрений, реальным назначением которых является манипуляция сознанием. Я хочу дать критический анализ эклектического мировоззрения на примере «Концепции общей безопасности» (КОБ) партии концептуалистов. Выбор это обусловлен тем, что в их взглядах немало верного, оригинального, а в целом - из-за своего эклектизма - их мировоззренческая стратегия представляется неприемлемой. Что касается исходной платформы синтеза, то таковой я считаю общекультурное движение космизма, ярко проявившего себя в России. В ней тоже хватает эклектики, но ростки синтеза там значимее неизбежных противоречий становящейся новой картины мира и места человека в нем. 179.Я узнал о КОБ в декабре 2003г., следя за предвыборной борьбой партий, рвущихся в Думу. Помню, как тупо смотрел кудрявый прагматик Немцов на генерала Петрова, лидера концептуалистов, участвуя в общих теледебатах. Естественно заявка на необходимость концептуального обоснования стратегии управления современным обществом не могла ни прийтись мне по душе. Но, ознакомившись более подробно с соответствующей литературой, я понял: претензии на целостность есть, целостности не получилось. Изложу кратко плюсы и минусы данного направления. Сначала о том, что я в той или иной мере разделяю. 1. Предшествующая история общества была историей «толпо-элитарного» строя: «Не добра и социально безответственна не только буржуазия, но и любая «элита», относящаяся ко власти и управлению в обществе, как к абсолютному внутриобщественному средству удовлетворения своей личной похоти, семейной и клановой похоти в ущерб другим людям... Как при этом называется «элита» - избранный народ, воры в законе, буржуазия, дворянство, интеллигенция, аристократия духа - дело десятое». Это совершенно определенно перекликается с моим взглядом на соотношение правящего меньшинства деструкторов и масс конформистов (хорошие идеи носятся в воздухе!). 2. Концепция библейской цивилизации и идея двухадресности Ветхого и Нового заветов. Согласно этому взгляду, в основе претендующей на мировое господство Цивилизации Запада лежит заговор древнеегипетских жрецов, уже тогда занявшихся с помощью религиозного мировоззрения манипуляцией человеческим сознанием, заложивших концептуальные основы элитарной власти. Не берусь судить, насколько это выдерживает историческую критику (концептуалисты любят намекать на таинственность известных им документов), но то, что Ветхий завет обращен к «элите», «избранному народу», заключившему договор с Богом о владычестве над всеми прочими, а Новый завет к тем, кто смиренно должен это владычество терпеть, - это очень верное наблюдение. Хотя, разумеется, значение Нового завета к этому не сводится. 3. Вследствие искаженности концептуальных основ человеческую историю нельзя признать нормальной. С этим я не могу не быть солидарен. 4. Критика «деградационно-паразитических» потребностей толпо-элитарного общества, искусственно раздуваемых и определяющих характер производства и потребления. 180.Предполагается, что КОБ представляет концепцию, способную быть стратегической основой преодоления указанных пороков цивилизации. Но, к сожалению, не получается. Почему же? Потому, что она эклектична. 1. Философское её основание не выдерживает критики. Это типичный дилетантизм математиков, знакомых с философией по марксистским учебникам. Чего стоит понимание основного вопроса философии как объяснения и предсказания будущих явлений на основе объективных законов, а её единственной полезности как создания единства мнений на основе знания объективной реальности. Боюсь, что они просто не видят разницы между философией, «наукой наук» и мировоззрением. Но объективная реальность у них такова, что в неё... входит Бог. Это уже непростительная безграмотность, во-первых, и винегрет, во-вторых. 2. Движущую силу истории они видят в стремлении к справедливости (а что это такое?), следованию Богу, как «первоначалу и вседержителю» (им, разумеется, известны божественные замыслы, на что делаются намеки), и... развитии производства. 3. Практически же они возлагают надежды именно на объективное изменение характера производства. За одну человеческую жизнь сейчас может смениться несколько технологий, и потому неизбежно всеобщее стремление к знаниям, что обеспечит людям понимание концептуальных основ управления жизнью общества. Но кто вам сказал, что многие не предпочтут просто нажимать нужные кнопки, не задумываясь о содержании «черных ящиков»? Ведь на новые объективные обстоятельства разные люди субъективно реагируют по разному, в том числе никуда не делись ценностные ориентации элиты и толпы. 4. Тогда, вслед за коммунистами, остается возложить надежды на просвещение: общество должно хотеть перейти к справедливому обществу и знать, как это сделать. А если значительная часть человечества не хочет ни переходить, ни знать? К примеру, предлагается пресечь глобальный паразитизм в отношении России... на основе просвещения. Что-то тут явно не договаривается. По некоторым симпатиям (например, к Сталину) и высказываниям можно предположить, что приди они к власти, просвещением дело не ограничится. Но история уже показала, что ни просвещением, ни насилием толпа в человечество не преобразуется. Так что новый миф, в котором красочно сочетаются верная критика, решительные заявления, обращение и к объективным законам и к Богу, ожидание чуда от этих самых законов и про запас - надежда на просвещение, сочинить не трудно. Но не новое целостное мировоззрение. 181.ХХ век ознаменовался не только практическим выходом человека в Космос, но и тем, что в духовной сфере широко заявило о себе общекультурное движение - космизм. Оно захватило и науку, и философию, и искусство. В нем проявились и материалистические, и идеалистические тенденции. Оно не стало чем-то единым. Но тот его мировоззренческий стержень, который формирует совершенно новый взгляд на мир и место в нем человека, выделить можно и нужно. Древний космоцентризм стоял на позиции безусловного примата космоса по отношению к его маленькой частичке - человеку. Идеалистический подход на место природного космоса поставил Бога, и космоцентризм сменился теоцентризмом. Набрав силу и возжелав подчинить мир своей власти, человек стал антропоцентристом. Уроки этого самонадеянного прометеевско-фаустовского рывка позволили мыслящим людям осознать, что мир оказался гораздо более сложной системой, чем это виделось в эпоху индустриальной цивилизации. И внимание снова было обращено к Космосу - и как условию жизни на Земле, и как предмету познания и освоения, и как целостности, по отношению к которой человек способен испытать благоговение и ощутить себя теперь уже не бессильной, но ответственной частицей. Ответственной за единство той части мира, в которой совершается человеческая деятельность, за торжество в ней развивающейся гармонии добра над хаосом и злом. Так в 20-годы ушедшего столетия родилась идея ноосферы, особой структуры, образуемой деятельностью человеческого разума и культуры и призванной объединить в новую целостность общество и биосферу планеты. В переписке с В.И.Вернадским - автором этого понятия (одновременно оно разрабатывалось французами Леру и Шарденом) П.А. Флоренский предложил новый термин «пневматосфера» - не сфера разума, но сфера духа, ибо дух и шире и глубже чем разум. Наверное, это точнее, но термин «ноосфера» настолько укоренился, что сейчас не стоит спорить о словах. Мировоззренческая суть дела в том, что разум из средства власти и удовлетворения наших потребностей превращается в средство диалога и сотворчества с миром. Космос теперь - не враг, и не господин, и не бездонная кормушка (хотя всё это в нем есть), но прежде всего - наш Дом и Сад, который мы благоустраиваем и для себя и для него, для всех соучастников Общего дела развивающейся гармонии. Поэтому движение космизма рождает не только представление о новом единстве - ноосфере, но новый принцип отношения человека к миру - антропокосмизм. Ценности власти и максимума начинают обнаруживать свою несостоятельность перед ценностями любви и оптимума. Но мир от этого не престает быть опасным и трагическим. Только теперь человеком должна двигать не безответственная и эгоцентрическая безмерность, но великое чувство меры, позволяющее ему в своих отношениях с миром проходить по лезвию бритвы (любимый образ одного из самых творческих космистов - И.Ефремова). Именно эти идеи и ценности могут стать основой для синтеза лучших мировоззренческих достижений в новое целостное мировоззрение, адекватное Вызову пост-новой эры. 182.Некоторые соображения о мировоззренческом утопизме. Любое мировоззрение утопично в том смысле, что никакой идеал не может быть реализован полностью - возможно лишь бесконечное приближение к нему с одновременной корректировкой, учитывающей новые факторы и опыт реализации идеала. Более конкретное понимание утопичности того или иного мировоззрения подразумевает отсутствие наличных условий для его реализации. В свою очередь, эти недостающие условия могут относиться как к состоянию той среды, в которой предстоит реализовывать мировоззренческие идеалы, так и к самому мировоззрению. В последнем смысле любое одностороннее мировоззрение утопично. Но утопичность не фатальна, ибо человек способен доопределять бытие, создавать недостающие условия, «овозможнивать невозможное». Именно такая задача стоит перед выработкой целостного мировоззрения для пост-новой эры. Задача не из легких, но ещё сложнее восполнить недостающие условия для реализации такого мировоззрения. Может быть даже, что у созидательной части человечества на это уже не хватит ни сил, ни времени. К этому мы обратимся при обсуждении путей реализации идеалов. А сейчас посмотрим на внешние причины неудач в реализации мировоззренческих программ. 183.Различные мировоззренческие идеалы пытались воплотить в жизнь как в масштабах общества (какой-либо страны, а то и человечества в целом), так и в масштабах отдельных человеческих групп (сект, поселений, коммун). Причина неудач в первом случае достаточно ясна: как можно надеяться осуществить идеалы, скажем, христианства или коммунизма (я отвлекаюсь сейчас от внутренней неполноты этих и других мировоззрений) в реальных обществах со столь большим разбросом ценностных ориентаций, знаний, способностей? Деструкторам и конформистам, да и созидателям, зацикленным только на своих узких задачах, - оно им нужно? Отсюда и неизбежная принудиловка + очковтирательство, что только увеличивало впечатление фальши от всяческих призывов следовать идеалам. Во втором случае, казалось бы, дело обстоит проще, поскольку объединяются, по идее, единомышленники. Тем не менее, ни одна из коммун, основанных на самых вроде бы заманчивых и рационально обоснованных идеалах, не оказалась долговечной. Рациональные идеалы - одно, а реальные различия в типах личности - совсем другое. (Для рационалистических утопий характерно полное отсутствие экзистенциальности). И начинается борьба самолюбий, проявляется стремление к власти, неспособность прислушиваться друг к другу и идти на взаимные уступки и т.п. То же самое наблюдается в истории революционных партий и движений - сплошные интриги, разоблачения, свары между претендентами на лидерство, манипуляции «примкнувшими». Более устойчивыми оказываются организации и коммуны, построенные на религиозной основе. Не логика, а вера сплачивает людей: фанатики не рассуждают - они нуждаются в нерушимой опоре на надежду и веру. И если эта опора как-то себя оправдывает, подкрепляясь противопоставлением «мы и они», то такие группы могут существовать многие столетия, практически не изменяясь. Так в самой «передовой» стране - США живут, во многом не смешиваясь с господствующим образом жизни, мормоны, и уж совсем «вне времени и пространства» - гуттериты. Там же мог спокойно жить на берегу Уоолденского пруда Г.Торо, а в наше время, занимаясь охотой и земледелием, без электричества и прочих удобств - знаменитый «унибомбист». Но эти исключения не могут стать общим правилом в эпоху глобализации. Наша задача - не поиски «щели», куда можно было бы спрятаться от этого сумасшедшего мира со своим эксклюзивным мировоззрением (это уж, как говорится, на худой конец), но продумать условия, необходимые для победы глобального мировоззрения в глобальном масштабе. Пока же глобализация идет по пути отказа от всякого серьезного мировоззрения для широких масс потребителей-игрунчиков с тем, чтобы воплощалось в жизнь мировоззрение воли к власти игроков-деструкторов. Идеологи же продолжают «оригинальничать», выдавая на гора новые односторонности, тешащие их самолюбие, да и дающие больше надежд на поиск спонсоров. Ну, кому нужен какой-то синтез, где каждый в чем-то прав? Скучно... То ли дело «сбрасывать с корабля современности». Но мы будем надеяться на успех «нашего безнадежного дела» - если не в реализации, то, хотя бы, в разработке проекта. И, может быть, археологи новой цивилизации, обнаружив запись этого проекта, вздохнут: «Ах, как бы могло быть всё иначе...». А, может быть, и не обнаружат. Что ж, семена падают на землю, ничего не зная о том, суждено ли им взойти. Но они росли, они жили, они остаются в теле жизни. ИДЕАЛЫ Мета-ценности и фундаментальные принципы 186. Основной вопрос мировоззрения - это вопрос об отношении человека к миру. Мировоззрение - это система идеалов бытия мира, человека и человекомирных отношений, представляющих собой развертку ценностей вкупе с соответствующими знаниями, которые поясняют и в определенной степени обосновывают ценностные ориентации. Каковы наши идеалы человеческой индивидуальности, общества, природы и взаимодействия между ними? Для каждой из сущностных сфер человеческой жизни основания для ответов на эти вопросы содержатся в определенном содержании соответствующих базовых ценностей - пользы, истины, красоты и т.д. В свою очередь общее (для данного мировоззрения) содержание базовых ценностей задается ценностями ещё более высокого уровня - мета-ценностями. Ценности характеризуют такие состояния, на достижение которых направлена наша деятельность. Они же, определяя наше отношение к миру, выступают как принципы. К примеру, ценность пользы говорит о критериях, позволяющих считать достигнутый результат полезным. Ясно, что понимание пользы и критериев полезности будет разным, скажем, у аскета или гедониста. Принцип полезности выражает наше отношение к миру с позиций данной ценности и её соотношения с другими базовыми ценностями и принципами. Вспомним, спор в русской культуре Х1Х-ХХ веков о соотношении пользы и красоты (Писарев, Толстой, символисты...). Мета-ценностям соответствуют фундаментальные принципы. 187. Поступок, развивающаяся гармония, антропокосмизм. Наше мировоззрение призвано выразить жизненную позицию созидателей. А их мета-ценностью является поступок - неповторимое событие во взаимодействии с бытием мира, способствующее его совершенствованию; фундаментальным принципом соответственно является добровольно принимаемая ответственность за поступки, т.е. стремление к тому, чтобы деятельность резюмировалась в положительных событиях. Теперь предстоит конкретизировать эту мета-ценность в мета-ценности и фундаментальные принципы относительно компонентов О.В.М. (основного вопроса мировоззрения): так увидеть бытие мира, таким стать человеку, таким сделать общество и организацию бытия в целом. 188. В отношении к бытию мира ориентация на ответственные поступки предстает как мета-ценность развивающейся гармонии и фундаментальный принцип оценки всего совершающегося с позиций этой ценности. Гармония - это такое единство многообразия, в котором части соразмерны друг другу и целому; они взаимно дополняют друг друга. Тем самым гармония предполагает равновесие в рамках целого, гомеостаз. Но абсолютная гармония невозможна объективно, поскольку всё в мире изменяется и может вступать в противоречие друг с другом. И она нежелательна субъективно, поскольку принятие такого идеала означало бы стремление к остановке развития, отрицание творчества, доопределения бытия, его совершенствования, ведущего к качественным изменениям. Но изменение качеств есть развитие. Поэтому мы говорим именно о развивающейся гармонии, которая предстает как идеал состояния-процесса мирового бытия в целом, природы, общества, отдельного человека и их соотношения друг с другом. 189. Принцип развивающейся гармонии предполагает одновременное соблюдение меры и выход за её пределы. Без соблюдения меры нет гармонии. Без выхода за пределы меры нет развития. Творчество нового неизбежно связано с непредсказуемым риском. Равновесие оказывается подвижным, оно нарушается и может быть вообще потеряно. Happy end не гарантирован! От человека, берущего на себя риск доопределения бытия, требуется, казалось бы, невозможное: сохранить меру в выходе за пределы меры. Иными словами, пройти по лезвию бритвы, по канату, натянутому над пропастью, провести свой корабль между Сциллой и Харибдой. Но свобода творчества и представляет собой овозможнение невозможного. Если она безответственна и ориентирована только на самовыражение, то такое стремление к новизне ради новизны легко становится разрушительным. Ориентация же на возрастание гармонии в её развитии требует принятия на себя ответственности в принципиально неопределенной ситуации и, стало быть, готовности к стоическому восприятию имманентной трагичности (или, по крайней мере, драматичности) бытия. Не «розовый», но космический оптимизм следует из ориентации на развивающуюся гармонию: великая радость от нашего бытия в Космосе, единства наших и его творческих возможностей, но и готовность оказаться «со щитом, либо на щите». 190. В построении идеала отношения человека к миру ориентация на ответственные поступки выражается в мета-ценности и фундаментальном принципе антропокосмизма. Развивающаяся гармония не может быть установлена насильно, хотя и нуждается в силе для своей защиты. Не злая воля к власти над остальным миром, но воля к любви, к единству с его добрыми началами, к взаимному принятию самоценности Я и не-Я, антропоса и космоса, человека и мира лежит в основе антропокосмистского идеала. Принимающие друг друга да объединятся во взаимном дополнении, совершенствовании и противостоянии злу! Если мир есть Дом и Сад человека, то они обустраиваются не только с любовью к собственным удобствам, но так чтобы все части этого становящегося целого чувствовали бы себя как дома. Хотите получить научное выражение этой мысли - пожалуйста: строя общество и личную жизнь, одновременно сохраняй и совершенствуй геобиоценоз - от своего участка до масштабов космоса, способствуй возрастанию в нем негэнтропии. Но возможно ли это, не благое ли это пожелание, не имеющее объективной почвы? Нет, это вполне реализуемое намерение при соблюдении определенных условий. 191. Во-первых, необходимо наличие тенденций к негэнтропийному творчеству, не исключающему человеческое бытие, как у самого человека, так и в природе. Такие тенденции есть: люди-созидатели стремятся гармонизировать этот мир; природа способна создавать порядок из хаоса и строить достаточно совершенные конструкции: от клетки и механизма наследственности до звездных систем и геобиоценозов. Во-вторых, требуется такое взаимодействие субъективных реальностей человека и природы, которое позволяло бы судить об их направленности и возможностях. И это не только адекватная информация, обратная связь, понимание возможных последствий различных природных процессов, человеческой деятельности и их взаимодействия, но и глубже - диалог человека и природы, душевно-духовное проникновение в «сокровенное внутреннее вещей». Со стороны человека это выражается в благоговении перед жизнью, в переживании благодатности и благословенности духовных основ бытия, своего единства с миром, но без забвения своей человеческой сущности: Пусть всегда будет в жизни всё ладно и просто - Путь ручья, рост травы, или бег, или стих. Я хотел бы кружиться с тобою, о Космос, Сохраняя свой ритм растворяемым в ритмах твоих. Со стороны природы - это реакции на человеческое поведение, реакции принятия или отторжения. Пока что это в основном Земля реагирует на губительную антропогенную деятельность по типу бумеранга. Но мы знаем, как воспринимают и растения и животные подлинную человеческую любовь. Почему бы этим исключениям ни стать со временем (если это время ещё нам отпущено) правилом? В-третьих, при наличии первых двух условий взаимодействие человека и природы может стать соработничеством, сотворчеством, т.е. взаимно дополняющим совершенствованием мира как общей целостности. В-четвертых, необходимо учитывать и адекватно реагировать на реальные противоречия во взаимодействии человека и мира, или, говоря иначе, уметь противостоять внешнему и внутреннему злу, защитить от него становление развивающейся гармонии. 192.Добро и зло. Проблема зла в этом мире - одна из вечных проблем. В отношениях человека с миром добро представляет собой ориентацию (разумеется, не всегда осознанную) и поведение, способствующие возрастанию внутренне детерминированного единства. Зло, напротив, есть проявление эгоцентрической позиции, когда кто-то из участников взаимодействия (опять-таки, не обязательно осознанно) разрушает это единство во имя собственных устремлений. Возникает зло следующими путями. Во-первых, в силу объективных последствий развития: люди не хотят иметь отрицательные последствия своих изобретений, но имеют их; каменные глыбы метеоритов «не хотят» губить Землю, но вполне могут сделать это. Во-вторых, как неизбежное следствие различий в интенциях, устремлениях, интересах взаимодействующих сторон. И это, увы, не устранимо. Как бы мы не стремились к диалогу и сотворчеству, мы не можем в какой-то мере не причинять друг другу зла. В-третьих, зло может быть исходной (опять же, не обязательно сознательной) интенцией поведения, реализация которой приносит субъекту большую удовлетворенность, чем сотрудничество и достижение единства. 193.Как реагировать на эти виды зла? На первый из них - усилением прогностических возможностей и принятием соответствующих мер. На второй - сведением неизбежного зла к минимуму, что достигается добровольными уступками друг другу, а в том случае, когда лимит возможных уступок исчерпан - поведением по принципу выбора наименьшего зла. С позиций воли к власти уступки, если и допускаются, то только как расчетливый тактический ход. С позиций воли к любви - это естественное поведение. Умей смирять свои «растущие потребности», ставить идеал единства выше их непременного и немедленного удовлетворения. Но это не означает уступок злу! Зло в своем третьем варианте должно уничтожаться настолько, насколько это в наших силах. И возрастание этих сил сопротивления внутренне детерминированному злу - одно из важнейших требований антропокосмизма. Однако полное истребление зла - не более чем иллюзия. Во всех трех вариантах оно неустранимо до конца. И это проявление того же имманентного трагизма бытия, которое у исповедующих космический оптимизм рождает не уныние, но мужество: сделаем всё, что сможем, и мы должны сделать это; таков внутренний (добровольно принимаемый) категорический императив ответственного поступка. Пускай Олимпийцы завистливым оком Глядят на борьбу непреклонных сердец. Кто, ратуя, пал побежденный лишь Роком, Тот вырвал из рук их победный венец. (Ф.Тютчев) 194.Идея ноосферы. Ответственный поступок в организации развивающейся гармонии бытия, созидаемой по принципу антропокосмизма, конкретизируется в мета-ценности ноосферы. Природа, взаимодействующая с человеком, предстает как космосфера, геосфера и биосфера. Человеческое бытие формирует социосферу (жизнь общества) и антропосферу (мир отдельного человека, именуемого личностью или индивидуальностью - здесь пока эти терминологические различия неважны), которые в связи друг с другом образуют социально-антропологическую целостность. Под ноосферой В.И.Вернадский первоначально понимал ещё один - высший вид геобиохимической энергии и образуемую ей энергетическую оболочку Планеты, как результат культурной деятельности человека. Как это ни парадоксально, эта очень правдоподобная гипотеза так и не подверглась убедительной экспериментальной проверке (так же как и близкие представления Л.Н.Гумилева). Но нам - в мировоззренческом плане - важна не энергетическая природа ноосферы, но её функциональное содержание: какова её роль в организации всех перечисленных выше сфер природного и человеческого бытия в новое единство. В этом смысле ноосфера есть высшая целостность - единство, развивающаяся гармония природы, общества и личности, отношения между которыми формируются на основе принципа антропокосмизма. 195.Это означает, что названные части этой новой целостности также самоценны, как и сама целостность в той и только в той мере, в какой и целое и части направлены на признание взаимной самоценности. Это признание осознается только на уровне человека, а со стороны других участников взаимодействия выступает как субъективная устремленность и объективные тенденции. Осознанное следование принципу антропокосмизма со стороны человека, далее, возможно только в том случае, когда его доминирующим духовно-душевным настроем является воля к любви. Разум находит, так сказать, организационные средства для реализации этой воли (вот почему ноосферу точнее было бы именовать пневматосферой). В основе ноосферы, стало быть, лежит не просто научный проект, но целостное душевно-духовное отношение к миру. Такое отношение, которое строится на взаимном признании целого и частей, общего и индивидуальностей, исходящим из настроя любви, называется соборностью, в которой антропоцентризм конкретизируется как организационный принцип построения ноосферы. Соборность не следует ни путать с коллективизмом, поскольку она принимает и самоценность индивидуальности, ни сводить к гуманизму, ибо человек здесь, обладая разумом и техническими возможностями, использует их не по принципу «знание - сила (точнее - власть»), не объявляет себя центром, но отдает свои преимущества на ответственное служение ноосферному целому. 196.Если техническим воплощением воли к власти является организация человекомирных отношений по принципу максимума для человека (причем именно такого, в котором воля к власти проявляется в высшей степени) и минимума для среды (которая рассматривается лишь с точки зрения препятствий для реализации человеческих целей и потерь в человеческих усилиях), то техническим воплощением антропокосмизма и соборности в созидании ноосферы оказывается принцип оптимума. В теории и практике общества, построенного на антагонистическом противопоставлении человека природе и людей друг другу, понимание оптимума часто связывают с принципом минимакса: оптимальным считается такое решение, которое минимизирует потери, вызываемые наименее выгодными для нас действиями противника. Определение оптимума для целостности типа ноосферы, построенной не на конкуренции, но на добровольном сотрудничестве, а, стало быть, на взаимной дополнительности и уступках, исходит из такого соотношения частей друг с другом и с целым, когда для каждой части и для целого минимизируются потери, связанные с расхождением интересов, и при этом условии делается возможный шаг в возрастании или, по крайней мере, сохранении уровня развивающейся гармонии. Не возможно больше любой ценой, но возможно гармоничнее при наличии развития (а, следовательно, и противоречий). Иными словами, единство довлеет над борьбой, которая рассматривается только как необходимое средство, а не высший смысл жизни. Не прославление подвигов безмерности, но умение соблюсти меру (разумеется, без абсолютных гарантий) в самом выходе за пределы данной меры. В этом высшая мудрость! 197.Итак, новое мировоззрение ориентирует на такие ответственные поступки, которые направлены на возрастание развивающейся гармонии бытия в целом, развития отношений человека и мира на основе антропокосмизма и созидание ноосферы как новой целостности, обеспечивающей единство общества, личности и природы. *** 228.Что ждать от этого мира и каким мы хотим его видеть? Мы распростились с наивным сциентизмом предшествующих столетий, когда мир казался в основном изученным и управляемым. Сейчас перед нами несравнимо больше нерешенных проблем и ожидаемых опасностей. Кто мы, откуда появились? Как возникла (и возникала ли вообще) жизнь? Что на самом деле представляют собой пространство и время? Существуют ли иные нечеловеческие цивилизации и космические субъекты? Что можно ждать от них? Что представляет собой известный нам мир – мы ведь не видим пока его как систему и часть другой системы более высокого уровня. Как уберечься от столкновения с иными небесными телами, смещения полюсов, глобального изменения климата и т.п.? Я уж не говорю о том, что мы не знаем, как спастись от самих себя.… И, тем не менее, это не повод для греха уныния и прожигания жизни в безответственных играх. Пока живешь – надейся, пока можешь – борись и радуйся тому, что есть, и тому, что создаешь сам и можешь создать. В мире есть синтонное созидателю начало добра. В нем есть способность творить порядок из хаоса. Не один ты осознанно или подсознательно – стремишься к развивающейся гармонии. И мы хотим видеть этот мир таким, чтобы в нем рос этот островок гармонии, находящийся в тебе и в других. В нем есть возможность для того, чтобы совершать поступки-события, способствующие такому росту. А если где-то такой возможности не достает, то в принципе существует возможность создать её – «овозможнить невозможное», доопределить бытие именно в этом направлении. Каждый из нас и человечество в целом могут погибнуть на этом пути. Но, что бы там ни было, мы знаем, что мир таков, что этот Путь есть и пребудет в нем! Человек и его деятельность. 229.Гармония – ответ на вызов противоречий. Когда-то в программе КПСС идеал человека формулировался как гармонично (всесторонне) развитая личность, обладающая физическим совершенством, нравственной чистотой и духовным богатством. Ни одно из этих понятий не было, однако, доведено до необходимого уровня точности. Не были даны критерии гармоничности, не выяснено её соотношение с всесторонностью, очень туманно представлялись физическое развитие, подлинная нравственность и духовное богатство. Практически физическая культура всё больше уступала место идеологизированному, а затем и коммерциализированному спорту; призывы к «коммунистической морали» использовались в качестве фигового листка, а затем и вовсе были объявлены «устарелыми»; духовное богатство сначала предстало как внешняя эрудированность, а затем попытались свести его к религиозности. Я – за идеал гармонии. Но при условии точного и ответственного представления о том, что это такое. 230.Нельзя понять идеал развивающейся гармонии человека, не соотнеся его с основными противоречиями человеческого бытия. Только так удастся воспроизвести целостный идеал, а не отдельные следствия отдельных догм, или модный имидж, или – в лучшем случае – интуитивно приемлемый, но не обоснованный в своем единстве набор каких-то качеств. К примеру, Г.Уэллс в своей статье «Идеальный гражданин» к образцу, «о котором дают представление в воскресной школе», добавляет: «1)Аристократ духа: он принадлежит государству, государство ему. 2)Общественный деятель, не стремящийся к прибыли. 3)Думает не только о своей семье, но и о других детях, интересы общества ставит выше прихотей своей семьи. 4)Физически здоров, красив телом. 5)Ученый и философ: понимать окружающее – для него насущная необходимость. 6)Не скрытен, честен и правдив как ученый и художник». Наверное, со всем этим, как и со многим другим, можно согласиться. Но пока что отдельные качества даны, как говорят системщики, «в навал». Я же хочу представить их системно, шаг за шагом выводя из определенных оснований. 231.«А не скучно ли это? Да и кому нужна вообще вся эта «философия»?» И так, мол, ясно, «что такое хорошо, и что такое плохо». Да и гармония эта….Бред какой-то, оторванный от реальности. То ли дело Ницше: «Я различаю среди философствующих два сорта людей: одни всегда размышляют о своей защите, другие – о нападении на своих врагов». Коротко и ясно: такова жизнь. А я не принимаю её такой. Я хочу диалога и синтеза, ведущих к гармонии. Но гармония эта может быть осмыслена только как достойный Ответ на Вызов основных противоречий человеческого бытия. 232.Основа всех человеческих противоречий заложена в том, что человек живет на трех уровнях: как существо природное, социальное и духовно-душевное. Как представитель вида Homo sapiens он стремится наилучшим образом приспособиться к окружающей среде; как существо социальное он эту среду и самого себя постоянно преобразует; а как существо духовно-душевное воспринимает свою способность переживать, мыслить, мечтать, медитировать и т.д. не только как средство управления природным поведением и социальной деятельностью, но и как нечто самоценное, по крайней мере, не менее важное, чем «есть, пить, одеваться, иметь крышу над головой», быть здоровым и обладать положением в обществе. В свою очередь каждый из названных уровней проявляет себя на каждом из трех срезов бытия: в отношении к объективной, субъективной и трансцендентной реальности. Субъективная реальность человека такова, что, во-первых, мы способны создавать идеальные проекты ещё не бывшего, которые наша деятельность воплощает в средства (от каменного скребка до робота) и результаты преобразования. Тем самым человек доопределяет естественное (живущее по своим сложившимся объективным законам) бытие, вводя в него бытие искусственное (созданное по проектам, формирующимся в субъективной реальности). Во-вторых, человек создает не только искусственные средства преобразования, но и такие же средства общения – знаки языка, обладающие значениями, которые передаются друг другу и с помощью которых воздействуют друг на друга. В-третьих, наличие языка порождает у человека способность к рефлексии – отчетливому осознанию того, что он делает и как он мыслит и чувствует, к осознанному самоконтролю. Понятно, что такой характер субъективной реальности не может не породить определенных противоречий при её взаимодействии с реальностью объективной и в её отношении к реальности духа. 233.В фундаменте противоречий человеческого бытия лежит противоречие между искусственным и естественным, поскольку проявления и тенденции развития того и другого могут существенно расходиться. Это базовое противоречие проявляется в следующих модификациях. 1. Как противоречие между искусственным и естественным в соотношении природного, социального и душевно-духовного в самом человеке. 2. В отношениях с природой вне человека. 3. В отношениях со «второй природой», т.е. искусственным миром, созданным человеком, но начавшим жить по своим объективным законам, превратившимся в естественное второго (и т.д.) порядка. 4. В отношениях людей друг с другом, когда искусственные программы деятельности и её результаты, будучи собственным проявлением одного человека, становятся чуждыми для другого. 5. В отношениях с бытием в целом. 234.Поясним характер этих модификаций. 1.1 Требования общества могут расходиться с требованиями биологической природы человека, затрудняя его адаптацию к новому социальному образу жизни, который очень часто и очень многим кажется «неестественным» и «искусственным» в самом отрицательном смысле этого слова. Отсюда страстные филиппики против цивилизации, мечты о «возвращении к природе» и психоневротические срывы под воздействием «сшибки» требований социальной среды и природного организма Homo sapiens. 1.2 Характер проявлений природной и социальной сторон человеческого бытия может не удовлетворять интенциям душевно- духовной жизни, поскольку эти стороны «тянут одеяло на себя» и предпочитают смотреть на душевно-духовную жизнь как на обслуживающее средство («надстройку»), игнорируя её самоценность. Отсюда резкие расхождения между «практиками» и «созерцателями». 1.3 Душа человека, вступая в контакт с социальной информацией, способна заражаться иллюзией всемогущества насилия над естественным (разными формами садомазохизма) и соблазном противопоставления себя духовным основам целого, самодостаточности эгоцентрического самовыражения. Так как же совместить стремления к природному здоровью, социальному преобразованию мира и самого себя, самоценной жизни души и её единству с духом? 235.2. Антропогенный фактор в его воздействии на природу Планеты (а теперь и ближнего Космоса) становится всё более губительным, и в экологическом плане человек заслуживает титул самого вредного из числа известных нам видов живых существ. Созданный им искусственный мир не вписывается в сложившийся естественным путем мир природы. Как совместить человеческую тягу к преобразованию, как выражению его собственного способа бытия, с собственными тенденциями биосферы? Как свернуть с пути, ведущего к глобальной экологической катастрофе, на путь коэволюции, совместного взаимодополняющего развития человека и природы? 236.3. Непосредственно человек создает «вторую природу» для облегчения своей жизни, видя только желаемые положительные результаты проектирования и создания искусственного. Но создаваемый им мир техники, языка, норм общения начинает жить своей собственной жизнью, по своим законам, приобретает собственные устремления, одним словом, становится новым естественным, требования которого порой оказываются более тяжелыми, чем исходные требования преодолеваемой природной естественности. Зависимость от естественной природы, во всяком случае, проще, однозначнее, чем постоянно усложняющаяся зависимость от цивилизации. И организм человека, и уже устоявшиеся социальные роли, и внутренняя душевно-духовная жизнь подвергаются непредсказуемым воздействиям нового динамичного слоя бытия. Этот слой не вписывается в природу, а в него с трудом вписывается человек, сформировавшийся в условиях вчерашнего дня. Как при таком раскладе избежать и глобальной и личностной катастрофы? 237.4. Проекты, создаваемые одними людьми, и результаты реализации этих проектов, могут оказаться чуждыми для других людей, которые в силу тех или иных обстоятельств (чаще всего вследствие откровенной манипуляции и эксплуатации) вынуждены их принимать. Так появляется феномен отчуждения – трагический спутник человеческой истории. «Это не мое, оно мне не нужно, я не приемлю этот навязанный мне образ жизни, но приходится делать вид, что всё о, кей, или – бунтовать, когда хочется «забыть навязанные роли, чужим порядком пренебречь». «В одну упряжку впрячь не можно коня и трепетную лань», но впрягают, да ещё как! Как заметил в свое время Б.Прус, люди отличаются друг от друга куда больше, чем звери, принадлежащие к совершенно разным видам. Волк он и есть волк, а заяц остается зайцем. А в человеческом обществе конформист подлаживается и под злую волю деструктора, и под абсолютно невместимые им утопии созидателя. Кто-то чувствует себя рожденным не в то время, не в том обществе и т.п., а, вот, приходится существовать здесь и теперь, в этой роли, вместе с этими людьми. Как тут добиться единства и взаимопонимания, или, хотя бы, приемлемой толерантности? Как нам жить – жить, а не грызться, интриговать, терпеть и лицемерить, вместе? 238.5. В отношениях с бытием в целом, взятом во всех его аспектах, противоречие между наличным естественным и вновь создаваемым искусственным предстает как противоречие между естественным для любой системы стремлением к сохранению устойчивости и имманентным для человека (по крайней мере, для тех людей, которые преобразуют бытие по внутренней потребности) стремлением к преобразованию, доброму творчеству или злой деструкции. Как пройти по лезвию бритвы между опасностью разрушения основ человеческого существования и опасностью перестать быть человеком в собственном смысле этого слова? Ибо самая глубинная суть человека не в том, что он обладает орудиями труда и способностью к познанию, а в его способности и устремленности к творчеству, к доопределению бытия. «Не расщепляйте атом, не клонируйте, не берите яблоко, предлагаемое змеем-искусителем». И когда же мы это слушали? Так что же, смиренно признать себя справедливо наказанными грешниками, или, подобно Прометею и Фаусту, бросить вызов богам? А, может быть, и здесь – в этом постоянном нарушении меры – возможно столь же творчески находить (без заранее заданных правил) какую-то, притом самую важную, меру? 239.Эти проявления базового противоречия между искусственным и естественным конкретизируются при переходе от общих условий человеческого существования к учету особенностей сущностных видов его отношения к миру, универсальных видов человеческой деятельности. Чем бы человек ни занимался, в его действиях так или иначе проявляются те универсальные характеристики, которые в принципе (по сущности) отличают его от других известных нам существ: преобразование, познание, эстетическое и религиозное отношение к миру и т.д. Испокон века ведутся споры о значимости базовых ценностей, на которые ориентируются такие виды человеческого отношения к миру: о пользе и красоте, о наслаждении в потреблении или в игре, о страсти к познанию, слиянии с духовной сущностью бытия и т.п. Можно уподобить такие ценности звездам, по которым (и очень часто бессознательно) ориентируется человек, плывущий в житейском море. Не разрывает ли его на части их разнообразие? Не делает ли его однобоким, а путь его искривленным односторонняя ориентация? Как в идеале соотносятся неизбежность частичности, следующая из функционального разделения деятельности, и всесторонность как условие целостности? 240.Норма и идеал. Общий ответ на все поставленные выше вопросы содержится в представлениях о человеческой норме и идеале человека. Отбросим, прежде всего, отождествление нормы со средним арифметическим, наиболее распространенным в данной совокупности. Норма – это удовлетворительное выполнение функций, присущих именно данной системе. Под удовлетворительностью понимается сохранение определенного качества: худо-бедно, врач, имеющий удовлетворительные оценки в дипломе, должен как-то уметь лечить. Идеал же есть высшая степень должного состояния, функционирования и развития данного сущего. Нормально – получить от врача помощь в лечении болезни; идеально – полностью избавиться от неё и порождающих её причин. Принять такие представления о норме и идеале мешает только укорененность представлений привычных. Но, и, согласившись с этими новыми представлениями, не так-то легко применить их относительно человека. Причина – в сложности и противоречивости качеств, образующих сущность человека, т.е. специфические возможности, определяющие характер его жизнедеятельности. 241.Человек, в отличие от других известных нам живых существ, достаточно непредсказуем в своем собственном поведении, воздействии на себе подобных и природу. Он может активно способствовать как становлению развивающейся гармонии, так и злу и распаду. По крайней мере, выжить, т.е. сохранить определенную устойчивость человеческих качеств личности, общества и природы – таков минимальный уровень нормы. Обеспечить возрастание их развивающейся гармонии – таков идеал. В той мере, в какой разрешение описанных выше противоречий сохраняло человеческое в человеке и тем самым служило сохранению существования общества и приемлемых для обеих сторон отношений с природой, человеческое бытие соответствовало человеческой норме. В той мере, в какой деятельность по разрешению противоречий развивала зачатки целостности личности, общества и природы, мы двигались к идеалу. Очевидно, что предшествующая история и современное состояние человеческого бытия в гораздо большей степени свидетельствуют о его ненормальности и неприятии идеала развивающейся гармонии. 242.«А зачем вы нам навязываете этот свой идеал и почему это какие-то «человеческие качества» надо объявлять нормой?». Отвечаю: «Да потому, что при современной технической вооруженности и вашей агрессивности вы не выживете, не приобретя качества, способные удерживать в достаточно устойчивом единстве противоречивые устремления внутри личности и в её отношениях с природой и обществом. Что же касается моего идеала, то ваше право его не принимать, но ведь известно, что любая устойчивость разрушается, если она не развивается». – «А нам интересно жить в экстриме тех ситуаций, которые вы с вашей трусливой умеренностью называете ненормальными. Важно ввязаться в драку, а там разберемся; где наша ни пропадала». – «Ну что ж, тогда наши позиции взаимно исключают друг друга. Возможно, вы и одержите пиррову победу, но я в этом участвовать не хочу. И в меру сил своих буду – пока что пропагандировать (чтобы затем реализовать) – свои представления о человеческих норме и идеале». 243.Основа человеческих качеств. Что же лежит в основе становления человеческих качеств? Это: - фундаментальный настрой на целостность, развивающуюся гармонию личности, общества и природы; - добровольное и свободное принятие на себя ответственности за движение в этом направлении; - наличие честной и целостной рефлексии своих мотивов и действий; - способность к оптимизации взаимных добровольных уступок со стороны противоречивых сторон человеческого бытия, как в плане субъективного настроя, лежащего в основе культуры чувств, ума и поведения, так и обладания объективными возможностями (условиями, знаниями, умениями); - субъективная и объективная готовность к «сопротивлению злу силой». 244. Противопоставление фундаментального настроя воли к любви настрою воли к власти верно, но теперь предстоит это конкретизировать. По частям отдельные характеристики этого противопоставления буквально носятся в воздухе. Задача в том, чтобы осознать их в рамках целостного представления. Клайв Стейплз Льюис в «Письмах Баламута» находит, пожалуй, два центральных момента рассматриваемой противоположности, вкладывая их выражение в уста беса Баламута, именующего Бога Врагом. 1. «Враг хочет привести человека в такое состояние, когда он мог бы спроектировать лучший в мире собор, знать, что это собор хорош, и радоваться этому, но не больше и не меньше, чем если бы его спроектировал кто-нибудь другой. В сущности, Враг хочет, чтобы человек был совершенно свободен от предубеждения в свою пользу и мог радоваться своим способностям так же искренне и благодарно, как и способностям ближнего, восходу солнца, слону или водопаду». 2. «Мелодия и тишина… До чего я их ненавижу!... Ни одного мгновения адова времени не было отдано этим отвратительным силам. Всё заполнено шумом – великим, действенным, громким выражением победы, жестокости и силы! … Когда-нибудь мы превратим Вселенную в один сплошной шум. На земле мы сделали большие успехи. Под конец мы заглушим все мелодии и всю тишину Небес». 245. Настрой на развивающуюся гармонию – это изначальное переживание своей причастности к целостности бытия, переживание музыки («тишины и мелодии») всеединства, радости бескорыстного созидания, совершенствования этого бытия. Мой мир – это органическое Мы; я - часть этого Мы. Я всегда вижу себя в контексте этого развивающегося всеединства, смысл, цели и поступки моей жизни вне этого контекста не живут. Мир для меня не пирог, от которого я хочу отхватить кусок побольше. А для наших антиподов их ненасытному я мир противостоит как бездушное оно, как добыча, средства её получения и помехи на пути к добыче. Отсюда шум, суета, вечное соперничество, погоня за выгодой, самоутверждением и развлечениями. И переживания злорадства, жадного удовольствия, престижного статуса. Настрой злого животного, к тому же вооруженного сверхживотными возможностями («суперанимал» в терминологии А. Диденко). Преодолеть в себе хищное стремление к конкуренции! Наверное, это невозможно для того, в ком такие страсти сильно выражены. Самое искренне раскаяние приведет лишь к упованию на мощь законов государства и общественного мнения, а глубже - на «страх божий» («Если Бога нет, то всё позволено» по Достоевскому). Я уповаю на такую человеческую природу, в которой разрушительные импульсы отсутствуют или достаточно приглушены. Но это не бледная немочь антижизненной аскетической «духовности». Нет! Я за одухотворенную витальность, а не за противопоставление тупой жизненной силы и бессильного духа (как, к примеру, у М. Шелера). Властной и шумной силе противостоит тоже сила, но созидательная, соборная и радостная не во зле, а в добре. Не хищная воля к власти, но воля к любви, проявляющаяся в мелодии созерцания и соработничестве. Не результат любой ценой и наслаждение игрой в процессе его получения, а затем его потреблением, но переживание сопричастности к бытию в целом и его совершенствование (и себя – включенного в это процесс). И как итог – не настороженность, зависть, гонор, снобизм, интриги и т.п., но – ещё и ещё раз – открытая радость переживания и созидания развивающейся гармонии. Кому недоступно – тому недоступно. 246. А если оно есть, то добровольное принятие ответственности за движение по этому пути само собой вытекает из настроя на развивающуюся гармонию. Но жизнь человеческая слишком сложна и изменчива, чтобы это «само собой», существующее как общая установка, безошибочно и автоматически срабатывало в каждом конкретном случае. Допустим, меня от природы не привлекает ни казино, ни бордель, ни «прелесть» дедовщины и т.п. И, напротив, я рожден для того, чтобы созерцать красоту леса и моря, найти свою единственную и создать с ней семью, делать своими руками и головой все то, что превращает этот мир в наш Дом и Сад. Но разве предусмотришь все ловушки, которые встретятся на пути, разве есть гарантия, что не примешь за верный путь кривую тупиковую тропинку? Ведь мы, в отличие от животных, не запрограммированы на поведение, строго соответствующее биологическому виду. Человеческое поведение имеет предпосылку в фундаментальном настрое, но в целом его ещё предстоит создать самому человеку. И здесь необходимо постоянно держать руку на пульсе своей жизнедеятельности, осуществлять её рефлексию, т.е. самоотражение. Этот внутренний контроль совершается двояко: сердцем и умом. А вместе они формируют в нас чувство меры. Сердце трансформирует фундаментальный настрой в решения, принимаемые на основе голоса совести. Со-весть подсказывает нам без слов и рациональных доказательств то, что со-вместно или не-совместно с позицией «категорического императива» фундаментального настроя. Настрой на развивающуюся гармонию не позволит разрушить единство ради сиюминутной выгоды. А настрой воли к власти – потребует этого. У конформистов же вообще нет совести, если, конечно, не сводить последнюю к интериоризированному общественному мнению, к ориентации на референтную группу. Если же у человека есть собственный настрой хотя бы в части жизненных ситуаций (к примеру, налицо у него бескорыстная любовь в пределах своей семьи), то именно для этой части и звучит у него внутренний голос совести. А если ситуация настолько сложна, нова, непривычна, что интуиция сердца не срабатывает? Тогда включаем ум. 247. И на этом пути нас подстерегает такая опасность, что ум не всегда способен дать адекватную картину того, что происходит. Наше бессознательное может включать тормоза, не позволяющие уму разрушать сложившийся «я-образ», говорить правду о наших действительных мотивах и характере поступков. Более того, заставляет его (ум) заниматься софистикой, «уговаривать» совесть, оправдывать наше поведение, в общем, заниматься самообманом и на его основе – обманом других (я не беру случаи сознательной лжи и лицемерия). Самообман – это прямое следствие того, что человеческая натура противоречива, а хочется иметь устойчивое и, разумеется, положительное представление о себе. К сожалению, совесть большинства людей очень ограничена, и слова о бытии в целом остаются для них «общей фразой»; «Мы», на которых совесть распространяется, несоизмеримо малы по сравнению с «они», относительно которых совесть молчит. Для занятий же умственной рефлексией нет ни времени, ни желания ей заниматься, ни соответствующих навыков. А главное, отсутствует внутренняя честность: нет хуже оскорбления, чем задеть «я-образ». Отсюда и основной порок – отсутствие чувства меры, чувства и понимания уместности или неуместности чего-либо и в принципе и в данном контексте. Среди тех, кто считает себя «мыслящими», была распространена искаженная псевдорефлексия – самооправдывающеее самокопание (вспомним «Клима Самгина»); а теперь и того нет – одно наглое «самовыражение». Чтобы сохранить и развить гармонию, её и малейшую для неё угрозу надо чувствовать. И уметь безжалостно анализировать всяческие от неё уклонения не только в других, но, прежде всего, в самом себе. Вот это единство голоса сердца и работы ума и позволяет сохранять меру, в том числе и при переходе от меры старой к мере новой: мера, их объединяющая, не должна быть утрачена, а при необходимости – воссоздана. 248. Но как можно во имя гармонии целого отказаться от реализации насущных потребностей? Да и каких именно: требований тела, общества, души или духа? Частичный отказ от требований одной из этих сторон весьма распространен. Аскет презирает тело, трудоголик весь в суете социума, кто-то отбрасывает всё, что за пределами «чистого искусства» или «чистой науки», а кто-то готов согласиться с представлением об иллюзорности своей души и полностью раствориться в изначальной стихии духа. Но идеал развивающейся гармонии требует отказаться от одностороннего фанатизма и, в то же время, не заменить его всеядной эклектикой. Каждая из сторон человеческой целостности должна иметь возможность проявить себя. Но с минимальным ущербом друг для друга. Стало быть, нет иного пути, кроме как путь добровольных взаимных уступок (под контролем сердца, ума и чувства меры) и их оптимизации в соответствии с критерием сохранения и возрастания развивающейся гармонии. Не циклическая (модная ныне) смена одного другим, но совместное сохранение и развитие! Ради выполнения общественного долга и самоценного творчества можно пойти на какие-то жертвы здоровьем, но нельзя делать из этого культ (скажем, принимать наркотики ради «расширения сознания» или в порыве «трудового энтузиазма» заявлять своему сердцу: «Можешь разрываться на ходу»). Ради сохранения и совершенствования здоровья и свободы духовно-душевной жизни стоит умерить трудоголический азарт, но не с позиций «плюй на всё – береги здоровье» и, не ставя творческое самовыражение абсолютно выше выполнения долга. Конечно, в каждой конкретной ситуации что-то может доминировать, но в принципе постарайся в меру конкретных возможностей не забывать ни о здоровье, ни об ответственном исполнении социальных ролей, ни о душе, ни о глубинном общении с духом. 249. Предвижу возражения. Одно презрительно-снисходительное: «Так вы хотите и капитал приобрести, и невинность соблюсти? Да пропади она пропадом ваша скучная мещанская умеренность!». Другое требовательное: «Уж если вы проповедуете взаимные уступки и их оптимизацию, то извольте дать правила, как это делать. Повесьте на стенке «Кодекс строителя развивающейся гармонии». Отвечаю. Во-первых, не скучное мещанство, а единственно возможная мудрость. Во-вторых, правил не будет. В самом деле, что хочет мещанин-конформист, во имя чего и почему он порой (но далеко не всегда!) являет собой зрелище серенькой умеренности? Он хочет быть «не хуже других», «как это теперь принято», и притом без особого риска – поменьше дать, побольше получить. Совсем иная мотивация в идеологии оптимума и развивающейся гармонии: чтобы стало лучше всем участникам этого процесса, чтобы ситуация в целом была приемлемой для них, а не для одного какого-то «супермена» или пройдохи. То же самое и относительно разных требований разных сторон одного и того же человека. И вот для этого и нужна мера (а не жалкая умеренность от посредственности!), нужно умение отказаться от чего-то одного во имя сохранения и развития целого. И, опять-таки, соблюдать меру отказа. Я не призываю во имя души отказаться от тела, или во имя телесных наслаждений – от выполнения долга. Я призываю уважать те требования каждой из сторон, которые не направлены на абсолютное исключение друг друга, и разумно и по совести уравновесить их так, чтобы выигрывало Общее дело развивающейся гармонии внутри человека, между людьми, между людьми и природой. Вам скучно? – Развлекайтесь по-своему, но не мешайте, не наносите вред. 250. А как же насчет правил? Правила существуют для повторяющихся ситуаций: не соединяй оголенные провода – ударит током. А для ситуаций, содержащих в себе нечто непредсказуемое и нестандартное уместны только общие принципы, указывающие общее направление действий. И они были сформулированы. А дальше пусть поработают ваши сердце и голова. Как, действительно, дать общее и общезначимое правило по поводу того, когда можно провести бессонную ночь, поддавшись творческому порыву, а когда этого делать не стоит? Или когда долг должен быть выполнен, во что бы то ни стало (и, опять же, любой ли ценой?), а когда следует пересмотреть свое отношение к делу, ложность которого стала очевидной? Вот простой пример из повседневной жизни. Вы опаздываете – дает ли это право нарушать правила движения и всех расталкивать? Нет, не дает – вы сами виноваты, что не умеете распределять время, так не суетитесь, достойно примите последствия собственных ошибок. Ну, а если экстремальная ситуация, в которой вы не повинны и надо спасать человека или важное дело? Разумеется, тогда приходится очень спешить, и. может быть, нарушить какие-то правила, задеть кого-то. Но, ради Бога, делайте это по минимуму (не отключайте чувство меры!) и, уж во всяком случае, будьте готовы извиниться. А что мы видим в действительности? – Настырную панику и хамство, унижающие других и губящие человека в самом хамящем или уподобляющемся суетящейся курице индивиде. «Фи, как банально!» - Да наша жизнь состоит из «банальностей», как вечность складывается из мгновений. Не годится быть человеком только в исключительных случаях, в «великих» делах (а, может быть, их и не выпадет на вашу долю), а на «каждый день», мол, «и так сойдет». 251. Относитесь к каждому мгновению как к вечности: «Мгновенно-вечно всё вокруг». Очень часто люди живут будущим («светлым завтра») или отдельными мгновениями экстаза, праздниками и вершинами своей жизни. А повседневность – сплошная суета, и это представляется «нормальным». Но как может сложиться гармония целого из дисгармоничных частей? Потому и праздники ваши, и те мгновения, что вы считаете пиками вашей жизни далеко не гармоничны, и в них врываются шум и суета. А фанфарные мелодии этот неустранимый шум лишь подчеркивают. Нет ни подлинной тишины, слияния с вечностью, ни полной радости в каждом миге бытия: «суета сует и всяческая суета». И не оправдывайте её «объективными законами», «циклами» и т.п. Понятно, что есть мгновения, а то и целые периоды, когда действительно не до радости. Но это не оправдывает расточительное прожигание других мгновений, неумение и нежелание пережить заключенную в них вечность. Переживая мгновение, проживай вечность. 252. «Легко сказать…» - Опять вы хотите правил? Вот тут то и проявляется культура чувств и ума. Не раздергивайтесь, умейте сосредоточиться на этом миге, на этой ситуации. И одновременно «смотрите вокруг», не упускайте контекст события, имейте в виду не только свою частную цель. Без оголтелости, но с вживанием во внутреннюю неповторимость и внешнее окружение того, что вы сейчас делаете, думаете, чувствуете. Я не знаю, как этому научить. Наверное, тому, кто это этому не научился сам (или не обладает этим «от Бога»), не пережил это, ничего и не объяснишь. Однажды на большом церковном празднике, наблюдая ажиотаж толпы и одновременную готовность чуть ли не растоптать друг друга в этом экстатическом ажиотаже, я сформулировал для себя (грубо, но ведь и ситуация была не из нежных): «Христос, конечно, воскрес, но машина то воняет». Не верю я, не приемлю как подлинную такую «целостность», которая сметает на своем пути «детали». «Лес рубят – щепки летят»? Значит низка культура рубки. Совсем без огрехов, понятно, не обойтись. Но не оправдывайте их обилие ни «величием дел», ни «общим подъемом». Это – показное величие (на костях рабов), это иллюзорный, внушенный подъем. Старайтесь быть людьми в каждом поступке, в каждое мгновение, а не только по поводу приезда «высокой» комиссии». К гармонии надо стремиться и в пределе и hic et nunc. 253. А если активно напирает злая сила? До гармонии ли тут? Думаю, что гармония сохраняется и здесь – в стоицизме, в ориентации на мужественное достоинство (это как раз случай сохранения меры при выходе за неё). Но акцент, разумеется, уже на другом – на сопротивлении злу силой, на его хирургическое (если понадобится) устранение, на санацию бытия. Развивающаяся гармония не исключает ни драматизма, ни трагичности. Весь вопрос, опять-таки, в культуре такого сопротивления. Если оно осуществляется ради мести, ради того, чтобы «кто был ничем, стал всем» или ради спортивного азарта самоутверждения (легко переходящего в наслаждение своеволием и садизм), то грош ему цена. Не надо навязывать и демонстрировать свой героизм: это всегда подозрительно. Умение сопротивляться злу, конечно, требует определенных природных потенций и чисто социальной тренировки – оно не для избалованных неженок. («Мимозам», кстати, оно дается с трудом). И, всё же, при взаимодействии всех сторон человеческой целостности доминирующим в нем (системоообразующим, задающим высший смысл) оказывается единство души и духа. Такого поведения через голос совести требует душа, освященная благодатью духа. Злу не место в мире, становящемся нашим Домом. Оно антисоборно, оно враждебно Другим и Целому, и потому должно устраняться как раковая опухоль. Рефлексия разума лишь подтверждает эту интенцию, предохраняет от неуместной сентиментальности и намечает исходную стратегию (а сердце тут же озабочивается тем, чтобы зло не проникло в саму борьбу со злом). 254. Посмотрим теперь, как трансформируется эта основа в человеческие качества, проявляющиеся в универсальных сущностных видах нашей деятельности, человеческого отношения к миру. Напомню, что деятельность это не обязательно внешне активное проявление, но такое отношение к миру и самому себе, которое определяется именно качествами субъекта, выступает как реализация этих качеств. Это же отношение в плане его детерминации объективной реальностью выступает как естественноисторический объективный процесс. Я мечтаю и реализую себя в труде - это деятельность. Мной манипулируют как элементом электората, я рабочая сила как элемент человеко-машинной системы – это естественноисторический процесс. Любая человеческая деятельность резюмируется в определенном результате и протекает как определенный процесс. Человеческие качества в отношении этих итоговых характеристик деятельности проявляются в наших представлениях (и их реализации) о том, что есть благо, как объективный, и счастье, как субъективный результат деятельности, и в том, как мы относимся к процессу деятельности как таковому, т.е. к соотношению в нем объективной целесообразности и самоценной игры (свободного проявления человеческих возможностей). А затем уже разное понимание этих общих характеристик результата и процесса деятельности дает себя знать в качествах, формирующихся в преобразовании, потреблении, общении, познании, эстетическом отношении к миру и т.д. 255. Благо и счастье. Целесообразность и игра. Благо – это то, что объективно необходимо для существования в пределах от нормы до идеала, а счастье – это внутренняя удовлетворенность своей жизнью. У животных в естественных условиях наличие того, что в соответствии с видовой программой нужно для жизни, и состояние удовлетворенности от этого совпадают. У человека – не обязательно. То, что полезно для здоровья, для выполнения своих общественных обязанностей и духовно-душевная жизнь могут казаться скучными, а ощущение счастья приносить следование различным порокам. Динамика человеческой жизни постоянно наполняет новым содержанием состав благ, а содержание представлений о счастье, в конечном счете, зависит от различия в метаценностях и базовых ценностных ориентациях. Развивающаяся гармония является благом для личностей, общества и природы, выбирающих путь взаимоприятия и взаимодополнения. Но можно ли, да и нужно ли, чтобы это общее благо одновременно было бы и общим счастьем? Душа самовлюбленного представителя «элиты» содрогается от одного только предположения чего-либо подобного. «Как – мне, личности навязывать нечто стандартное и общеобязательное?!» - А почему вы считаете признаком личности непременное стремление отличиться? Разве неповторимость индивидуальности исключает наличие внутренне принимаемой общности? Что странного и плохого в том, если мы будем счастливы в разных сферах деятельности, будем предпочитать разные формы досуга и восхищаться разной внешностью любимых, но при этом во всех названных и других случаях благом и счастьем окажется для нас достижение в них развивающейся гармонии? Иными словами, человек, исповедующий идеал развивающейся гармонии, в отличие от животных обладает всем разнообразием человеческих благ и счастья, но в отличие от человека частичного имеет некий инвариант, в котором на новой основе возвращается к естественному совпадению блага и счастья. Образованец средней руки схватится за голову (а, скорее всего, просто отмахнется) и ничего не поймет. Он же привык не думать, а подражать моде (от парадигм «научной школы» до слоганов журналиста и политика). 256. Попробуем разобраться в обозначенном инварианте. В нашем идеале стороны человеческой целостности взаимно проникают и взаимно дополняют друг друга. Человек с таким фундаментальным настроем уже рождается счастливым: счастье дано от природы. Простое счастье, простая радость бытия, первая улыбка навстречу жизни… Для глухого к красоте красок и форм природы, для пораженного, может быть, от рождения ворчливой завистью ressentiment,а, для недовольного проявлениями собственного тела это простое счастье не дано. Он – лишенец. Его душа отчуждена от природы. Понятно, что, попав затем в хитросплетение социальных ролей, да ещё, скажем, в атмосфере мегаполиса, он окончательно закрепляет разрыв с природой. А мудрость счастья в том, чтобы, развиваясь социально и духовно, не терять, вечно хранить в себе живой первую улыбку принятия мира. Гармонично счастливый человек здоров не хищной силой мачо и экстремала (как бы они восхищали Ницше!), но тем, что его тело в ладу с миром и самим собой. Его не надо «развлекать», он имеет врожденный иммунитет против разврата, он не бежит от самого себя за новыми и новыми искусственными стимуляторами. Созерцать эти облака, вдыхать этот воздух, бежать по этой траве, придти в мир, «чтоб видеть Солнце» - вот основа подлинного счастья. Если же для вас это «фи, примитивно», нам договариваться не о чем. 257. В обществе гармоничный человек счастлив тем, что он умножает общественное благо в той области, работать в которой – его личное счастье. Его социальные умения стали органическим откликом на его природные склонности и задатки, и он наслаждается своей вписанностью в этот род деятельности, своей и заложенной от природы и достигнутой в процессе социализации «пригнанностью» к этому делу, инструментарий которого, употребляя термин Хайдеггера, «сподручен» для него. Он не стремится отсидеться, сделать поменьше, урвать побольше. Он счастлив всё делать в срок и хорошо и не станет гордиться пофигизмом или нарочно опаздывать, чтобы продемонстрировать значимость своей «личности». Он работает не за страх, а за совесть, исполнение долга для него выше «материальной заинтересованности», и всё это для него не обуза, не чужой диктат, но внутренний выбор, условие счастья. Он – надежный человек. И он хочет жить в надежном обществе. Не конкуренция, а Общее дело – его стихия. Сопричастность к такому делу укрепляет и его здоровье, а здоровье становится залогом надежного здорового успеха в нем. Не лихорадочной, лживой, конкурентной «успешности»! И чувство меры позволяет ему не застревать в противоречиях, когда, допустим, надо пожертвовать интересами здоровья для выполнения долга, и, в то же время, не стыдиться, что его умелая и уравновешенная деятельность в целом не требует постоянной садомазохистской «жертвенности». Он умеет работать хорошо, ладно, надежно. И это не может быть невротической антитезой биологической уравновешенности. 258. Нет полноты счастья без счастья в душе и в общении с духом. «И кто меня найдет в морях моей души…» (Д.Андреев). Гармоничному человеку не может быть «скучно», ему незнакомо ощущение пустоты не только потому, что он слит с природой и со своим общественным предназначением. Он умеет жить в своей душе. Каждое проявление жизни вовне и внутри рождает бездну ассоциаций: воспоминания (Пушкин: «Что пройдет, то будет мило»), идеи, мечты. Переживание этого потока самоценно, но в нем рождаются и новые жизненные проекты, безмолвная работа подсознания разрешается неожиданным инсайтом. Творчество для гармоничного человека не просто средство решения проблем организма и общественной жизни (есть, пить, иметь крышу над головой, получить социальный статус), но, прежде всего, высшая потребность, без удовлетворения которой жизнь во многом теряет смысл. И не только творчество: медитация, самоуглубление и самососредоточение, в глубине которого вдруг проглядывает присутствие духа, освящающее душу и человека в целом, дающее благодатное переживание сопричастности духовной основе мира. В этом корень антропокосмизма: я и мир вместе, соборно. Но не надо замыкаться в этом высшем счастье, противопоставлять блаженное пребывание на этих высотах «грешному» бытию природы и общества. «Нет, как Антей в соединении с Землею черпал свои силы, / Так я для нового стремления сливаюсь с бесконечным миром» (так я чувствовал уже в 17 лет). Душа, социальная жизнь, природа, взаимно подкрепляя друг друга и освящаясь духом, вместе дают полноту блага, совершенствующего мир и человека, и счастья, переживаемого человеком, создающим такое благо. 259. Процесс достижения блага, дающего счастье, в деятельности человека не может не быть целесообразным, управляемым с точки зрения рационального движения к конечному результату. И, в то же время, он может быть ценным сам по себе, может быть интересен как таковой, как игра – свободное проявление человеческих возможностей, его сущностных сил. Конечно, в разных формах деятельности эти два начала представлены в разной степени. Не о каждом из занятий можно сказать словами Тютчева: «Бродить без дела и без цели, / И ненароком, на лету, / Набресть на свежий дух синели / Или на светлую мечту». Но и в производственной деятельности, жестко подчиненной какому-то алгоритму, возможна радость игры жизненных сил организма и проявлений своего мастерства: и нужно, и интересно. Однако у разных людей начала целесообразности и игры могут быть разорваны, даже противопоставлены друг другу. Угрюмому трудоголику не до игры. Он напряжен как стрела, он рационализирует всё, процесс для него имеет смысл только через достижение результата. Напротив, модный ныне Homo ludens предпочитает «игру в бисер», необременительное самовыражение (он ведь «свободная личность»!), а мир предстает для него как арсенал возможностей для его игры. Но обратимся снова к чувству меры. Бессовестно играть, когда надо срочно и до предела целесообразно решать какую-то проблему. Но нелепо и превращать себя в раба дел в принципе: тогда рациональнее заменить человека роботом. Всё же, не человек для субботы, а суббота для человека. Наверное, по мере совершенствования наших технических средств доля свободной игры в деятельности будет возрастать. Но, оставаясь (точнее, становясь) Homo sapiens, человек всегда будет рационально планировать общую схему достижения результатов и управлять сохранением намеченной траектории в её контрольных точках. Но это отнюдь не исключает сопровождения движения по этому пути свободной игрой, более того – вторжения игры в саму схему, что может потребовать оценки полученных при этом «инсайтов» и пересмотра данной схемы; но результаты пересмотра снова должны быть оформлены в рациональную структуру, сообразную намеченной цели (даже, если сама цель вдруг будет пересмотрена). Наметив целесообразный путь, не отказывайся от свободного проявления своих сил. Играя, не забывай о целесообразности. 260. Человек – преобразователь. Самое непосредственное проявление человека в мире – это его преобразовательная деятельность во всех сферах его жизни: преобразование природы, общества, самого себя, преобразование знаний и идеальных проектов относительно первых трех сфер. Антропокосмистский идеал преобразования трактует его как единство двух аспектов: труда и самодеятельности. Труд есть преодоление трудностей, т.е. сопротивления бытия при достижении определенных целей по его преобразованию. Самодеятельность есть воплощение в преобразуемом бытии замыслов человека, дающее ему внутреннюю удовлетворенность. Труд без самодеятельности подобен операциям робота, самодеятельность без труда – утопическая мечта. А вместе они превращают преобразовательную деятельность в искусство. Я не свожу искусство к его частному случаю – художественной деятельности; мы говорим об искусстве врача, педагога, управленца, да и вообще о любой деятельности в том случае, когда необходимые действия совершаются с душой и способны приобретать творческий характер. Чем бы ты ни занимался, пусть совершаемое преобразование будет искусством. 261. Но этого мало. Искусство преобразования совершается не в нейтральном вакууме, и потому оно должно удовлетворять трем условиям как относительно преобразуемой среды, так и относительно преобразующего человека; как относительно труда, так и относительно самодеятельности. Технически эти условия можно представить в виде требований трех экспертиз: технико-экономической, экологической и гуманитарной. Иными словами, преобразование не должно быть абсолютным (безусловным), ставящим себя превыше всего как прерогативу человека. Как и во всем, в нем требуется соблюсти меру. «Безмерные» Прометей и Фауст - не наш идеал (ах, как сейчас какая-нибудь «яркая личность» с наслаждением уличит меня в «мещанстве»). Прежде чем преобразовывать, помести предполагаемую деятельность и её результат в контекст целостного бытия: как ваш труд и самореализация аукнутся для общества, природы и вас самих. Не надо ничего менять просто ради сиюминутной нужды (кроме, конечно, крайних случаев, когда промедление смерти подобно) или ради «интереса» и саморекламы. Думай о том человеческом и природном бытии, которое изменяется событием твоего произвольного вмешательства. Не забывай, что ответственная рефлексия (в каких бы формах и с какой бы скоростью она не совершалась) есть не мене важное человеческое качество, чем способность к мощному преобразованию. 262. Итак, прежде чем начать преобразовательную деятельность, подумай о следующих возможных её последствиях относительно среды. Во-первых, есть ли в ней объективные возможности для осуществления данного преобразования, так чтобы оно было эффективным как труд и реальным как самодеятельность. Это не только технико-экономические, но и вся совокупность социальных и природных предпосылок (благоприятных условий и ограничений). Во-вторых, как процесс и результат задуманного преобразования отразится на состоянии природной среды. В-третьих, каковы гуманитарные последствия этого преобразования: внутри общества (каков уровень его «встроенности» в целостность социума), в отношениях с другими возможными одушевленными сущностями, в состоянии духовной атмосферы в целом. В идеале все три условия должны взаимно дополнять друг друга до оптимума, а характер последнего – задаваться доминированием гуманитарного и экологического условий. В принципе, ради сохранения и развития гармонии в природе, обществе и духовной атмосфере, в рамках которой происходит взаимодействие личности, общества и природы, ради, так сказать, ноосферизации человеческой деятельности стоит пожертвовать соображениями дешевизны и техничности. Но не ради самопрославления! Честный деятель не набивает себе цену, но устраняет трудность, памятуя не только о непосредственной цели, но и о том (и в идеале прежде всего о том!), как её достижение впишется в гуманитарный и экологический контекст. Ещё и ещё раз: умей оглянуться вокруг, чтобы не зацикливаться на том, к чему тебя толкает импульс, имидж или корыстный расчет. Поднимись на уровень идеи. Пусть в каждом акте преобразования будет присутствовать основная идея развивающейся гармонии, превращая его в созидательный поступок. 263. Теперь об условиях относительно самого человека, занятого преобразованием. Во-первых, оно должно быть эргономичным в широком смысле этого слова. По возможности безвредным для его здоровья (как минимум) и способствующим его физическому и психическому развитию (как оптимум), комфортным – но без изнеживающей атрофии природных сил. Во-вторых, социально осмысленным, т.е. человек должен представлять свое место и свой вклад в Общее дело, не быть бездумным исполнителем роли, которого легко может заменить робот, маскировать этой ролью свою чисто потребительскую природу, или использовать преобразование только как средство самоутверждения. И, в-третьих, соответствующим настрою его души в её сопричастности духу, т.е. помещенным в контекст его душевно-духовной жизни и служащим одухотворению бытия. Думаю, что человеку мыслящему и обладающему антропокосмистским настроем (о котором наша образованщина и слыхом не слыхала) это должно быть понятным. Но попробую передать то же самое предельно просто. Вы кладете кирпичную кладку, пишете статью, проводите эксперимент и т.д. При этом ваше рабочее место организовано так, что не просто работать – посмотреть на него приятно; все производственные вредности устранены или сведены к минимуму; ваши мышцы (воображение, мысль) играют, вам нравится сам процесс. Но и значение дела, его нужность, его место в более общей системе вам понятно и понимание этого совпадает с вашим призванием. О том, чтобы что-то украсть, заняться плагиатом, и в голову не приходит. Вы не перед кем не выступаете («Вот так это делают!»), ни с кем не конкурируете, но самоутверждаетесь самим делом. Вы вплетаете свою нить в ткань мира, и душа поет оттого, что мир хоть чуть-чуть, да стал лучше, и что вам удалось сделать это, что вы сделали это в ладу со своей душой, и вам хорошо от этого. В своем деле вы не против всех, но со всеми теми, кто видит мир и свою деятельность таким же образом. – «Сказки-то не рассказывайте». – «Ну, идите в свою пивную, нам разговаривать не о чем». 264. Говоря философским языком, мы опосредованно ввели в субъектно-объектное отношение преобразования ценности субъектно-субъектных отношений. Предложили отнестись к процессу и результату преобразования не только с позиций тех базовых ценностей, на которые оно непосредственно нацелено, но и с позиций интересов других людей, общества, природы, общей духовной атмосферы бытия. В самом деле, непосредственно преобразование ориентировано на пользу и богатство. Но как понимать то и другое, какими критериями их определять? Непосредственно полезный эффект определяется тем, насколько велик полученный результат и малы затраченные при этом средства. И, как правило, это измеряется только данными технико-экономической экспертизы (у деловых людей на «лирику» времени нет). Но если учесть (и прежде всего!) данные экологической и гуманитарной экспертиз, то становится ясным, что, во-первых, «величина» результата должна включать в себя положительные экологические и гуманитарные последствия, и, во-вторых, стоимость затраченных средств и усилий, хотя и должна учитываться (зачем делать сложно то, что можно сделать просто), но уже не будет выступать решающим аргументом. Понятно, что при нынешней страсти к разворовыванию всего и вся такой подход утопичен. Но откуда, если говорить об объективных условиях, идет эта деградация преобразования до всеобщего обмана и взаимного воровства? Основной корень – в ориентации на прибыль, наживу. А как же иначе в нашей «реальной» жизни?! Но мировоззрение созидателей и разрабатывается для того, чтобы взорвать эту «реальную жизнь» («Разве ж это жизнь…»). Богатство с наших позиций также не сводится к количеству (и престижному качеству) того, что человек имеет. 265.Представления о богатстве в современной цивилизации размещаются между полюсами «быть» и «иметь» («Иметь или быть?» название одной из книг Э.Фромма). Потребительское «иметь» подвергнуто достаточной критике. Посмотрим, однако, как обстоят дела с «быть». По Марксу, к примеру, подлинное богатство состоит не во множестве вещей и денег, но в обладании возможностями для свободного саморазвития личности «без заранее выбранного масштаба». Ну, разумеется, ни Прометей, ни Фауст, ни другие героические личности не мечтали о том, чтобы побольше иметь – они хотели быть, т.е. по максимуму самореализоваться. Но мы то предпочли оптимум. А это требует постоянного «выбора масштаба». Быть приходится не в вакууме, но в уже существующем бытии, дальнейшее развитие которого зависит и от характера вашего «быть». Следовательно, подлинное «быть» - это не просто самоутвердится по отношению к объектам, но, прежде всего, построить совместное бытие с субъектами. И потому подлинное богатство должно измеряться качеством системы процессов и результатов преобразования, позволяющей так самореализоваться гармонично развитому человеку, чтобы это способствовало возрастанию развивающейся гармонии бытия в целом. 266. Но не слишком ли жесткие требования мы предъявляем? Как может человек думать о бытии в целом, если он всегда имеет дело с какой-то ограниченной областью жизни, к тому же его знания и другие возможности также всегда ограничены? Говоря о бытии в целом, мы указываем лишь идеальную тенденцию к «становящемуся всеединству». Практически это означает: смотри так далеко, насколько это возможно. Всё предусмотреть, конечно же, нельзя. Именно поэтому риск и драматичность (переходящие иногда в трагичность) имманентны преобразовательной деятельности человека: не ошибается тот, кто ничего не делает. Очень часто мы, сознавая, что те или иные средства и действия далеки от идеала, тем не менее, стоим перед выбором: либо вообще отказаться от ведения дел, либо воспользоваться принципом выбора наименьшего зла. Дать общий ответ здесь нельзя. Разве что посоветовать так применить рефлексию и чувство меры, чтобы удалось высветить: а не изменит ли это несовершенное средство благую цель (воспользовавшись предложенными выше критериями)? К сожалению, люди скорее склоны к «бегству в труд» («Я же работаю, я делом занят») от проблем, связанных с гуманитарными и экологическими последствиями нашего, может быть, даже героического труда. Ибо просто работать легче, чем ещё и думать за пределами непосредственной трудовой цели. Да, всё не предусмотришь, но думать то надо, и, конечно, побольше, поглубже и ответственнее, чем к этому привыкло подавляющее большинство жителей нашей планеты. 267.Человек создан для преобразовательной деятельности, но не только для неё. Другие универсальные виды деятельности (общение, потребление, познание, эстетическая деятельность и т.д.) не сводятся к «надстройке» и служебным средствам по отношению к труду (тем более лишь к производству материальных благ), а соответствующие ценности (истина, красота и др.) не являются «вторичными» по отношению к пользе и богатству. Технократ вечно строит дома, превращая планету в Нью-Йорк. Интеллектуал строит фигуры на бумаге и подвергает их интересным преобразованиям. Гармоничный человек строит свой Дом, но это не мешает ему быть вольным дельфином на просторах прекрасного бытия, полнота которого не сводится к тому, чтобы существовать в качестве полигона для преобразовательной деятельности (тем более, бизнеса, ориентированного на максимум прибыли!). 268.Человек в общении. Общение в широком смысле – это любые субъектно-субъектные отношения. Если вы играете в шахматы, то доска и фигуры – объекты, а партнеры – субъекты. Любому человеку важно не только иметь необходимое число полезностей, обеспечивающих его богатство, но и занять определенное положение среди других людей – получить чье-то признание (идентифицироваться с какой-то группой людей) и одновременно сформировать и защитить собственное достоинство (отстоять свою самоидентификацию). Другой вопрос, что мы понимаем под признанием и достоинством. Кто-то видит признание на уровне «Пусть не любят, зато боятся», а достоинство – в силе, обеспечивающей вседозволенность. А кто-то хочет признания на основе любви, достоинство же истолковывает, как способность свободно следовать велениям долга и добра. И отношения, складывающиеся в обоих случаях, оказываются все-таки общением. «Ступеньки» общения расположены между самой нижней, наиболее близкой к отношениям субъектно-объектного преобразования, на которой люди вынуждены учитывать, что они являются субъектами (имеют собственные программы поведения), но хотели бы превратить друг друга в послушные объекты (поставить мат в шахматной партии), и высшей, где взаимное признание достигается на основе свободного принятия самоценности и достоинства друг друга: я люблю тебя, ибо ты есть ты. 269.Памятуя о живучести методологических предрассудков, обратим внимание на следующее. Конечно, общение всегда «вплетено» в какие-то другие виды деятельности. Мы общаемся в труде, на досуге, в семье, на улице и т.д. Но это не значит, что оно сводится к средству, обслуживающему эти другие виды. Оно столь же является и самоценностью, точно также как и ценности других видов (польза, богатство и т.д.) могут обслуживать общение, оставаясь, однако, самоценностями внутри преобразования или иного вида деятельности. И эту «переплетенность» в «реальной жизни» никогда не понять, если не рассмотреть общение (как и другие виды деятельности) в «чистом виде». Мы вернемся к этому, когда речь пойдет о культуре познания. А пока остается надеяться на понимание понимающих и не жалеть об «отсеве» не желающих ни слушать, ни думать. Для них всё, что не соответствует усвоенному стереотипу, всё равно останется «непонятным» и «оторванным от жизни». 270.Каков же наш идеал человеческих качеств, проявляющихся в общении? Чтобы ответить на этот вопрос, надо охарактеризовать основные «ступеньки» общения и их соотношение друг с другом. На первой из них общение выступает как подчинение или рефлексивная игра. Признание и достоинство здесь достигаются на основе власти: и я сам и другие должны чувствовать меня господином, который так или иначе (от прямого физического воздействия до хитроумной «шахматной» стратегии) принуждает поступать так, как он хочет, т.е. превращает другого в объект. Вторая ступенька, широко распространенная от первобытного общества до наших дней, - это неформально-традиционное общение. Здесь общественное мнение посредством традиций, обычаев, неписанных норм, проникая с помощью суггестии (внушения, социально-психологического заражения) во внутренний план (интериоризируясь), заставляет поступать определенным образом: у нас так принято. Меня уважают, и сам я себя уважаю именно потому, что я поступаю в соответствии с авторитетом общепринятого. Активизируя свою самостоятельность, личность переходит на третью ступень утилитарного общения, где бал правит выгода на основе рационального расчета: я тебе, ты мне. Здесь состоявшимся признается человек успешный. Но поскольку, где расчет, там и обсчет, приходится как-то регулировать «разумный эгоизм» деловых людей и переходить на следующий уровень формально-регламентированного или правового общения. Здесь вступает в силу правовая справедливость или равенство перед законом. Законопослушный уважаем именно потому, что он понимает невыгодность нарушения законов, умеряющих ненасытную жажду выгоды. Общим для всех этих ступенек является то, что общение на них регулируется извне: прямым принуждением, суггестией, расчетом. В определенных ситуациях это необходимый, но всё же недостаточно надежный способ регуляции, поскольку в глубине души другой субъект остается существом, с которым приходится считаться как с субъектом, но так хочется обойти его, дабы превратить в объект, удовлетворяющий собственным устремлениям. И разумные соображения при господстве такого настроя очень легко забываются или софистически искажаются, чтобы этот настрой оправдать: нельзя, но если очень хочется, то можно. 271.Парадоксальность чисто внешнего признания заключается в том, что его жажда уживается с одновременным желанием обойти тех, кто тебя признает. И тогда признание подменяется суррогатом славы. Мое честолюбие и тщеславие удовлетворяется не тем, что мы вместе составляем сообщество взаимопонимающих, а тем, что я известен своей силой и властью, верностью общепринятому, богатством, умением побеждать в правовых коллизиях. Не важно, что я сделал, важно, что это престижно, получило внешнюю оценку. Понятно, что такая оценка не безразлична, но не следует превращать её в самоцель. Или тебе не хочется заглядывать внутрь чужих душ и своей души? Зачем – пятерка поставлена, а там хоть трава не расти… 272.Внутренние основания регуляции приобретаются на моральном и нравственном уровнях общения. Такими основаниями соответственно являются чувство долга и совесть. Моральное общение предстает как ответственное сотрудничество сотоварищей в Общем деле, когда общая цель добровольно предпочитается частным целям. Общее дело? Люди плохо понимают метафоры. В лучшем случае вспомнят утопию Н.Федорова (воскрешение всех умерших). А я о простой вещи. Кто для тебя надежный товарищ по работе? Тот, кто, как и ты, видит общую цель, и в нужное время, в нужном месте вносит свой вклад в её достижение. А не перекуривает за твой счет и не базарит о своем праве на особую оплату. Так почему это невозможно в глобальном масштабе? Превратить нашу планету в ноосферу, а не выгадывать на сегодняшнюю выпивку или завтрашнюю «свою игру». Понятно, что для этого нужны и ум и сердце не те, что были у «строителей коммунизма», тем более у их руководителей. На этом уровне уважаемым другими и состоявшимся сам по себе оказывается внутренне надежный человек, человек долга (не успешный партнер по бизнесу!). 273.Но человек, участник общения – не только сотоварищ в Общем деле. Он самоценен сам по себе, если способен относиться к другим и к целостности бытия также как к самоценности. Совесть, призывающая к таким отношениям, ориентируется на добро, т.е. на добровольное единство на основе признания самоценности участников данной общности. Общая надежность морали переходит в уникальную чуткость нравственности: я делаю добро, признаю тебя уже не как надежного члена общности, но именно как тебя в твоей неповторимой индивидуальности. Нравственное добро вплотную приближается к уровню любви, в чем то пересекается с этой ценностью, но последняя, как мы увидим дальше, шире и глубже сферы общения. Итак, ступени восхождения к высшему уровню общения, на котором в полной мере выражается его субъектно-субъектная сущность (добровольное признание друг друга субъектами, имеющими право на свободный выбор), обозначаются такой цепочкой ценностей, являющихся модификациями представлений о признании и самостоятельности: власть — общепринятое — выгода — правовая справедливость — долг — добро. 274.Можно ли считать, что нашему идеалу соответствует только общение на моральном и нравственном уровнях? Категорическое согласие было бы недопустимым упрощением вопроса. Дело в том, что, во-первых, в каждом человеке кроме субъективной реальности присутствует и объективная. И потому в определенных отношениях и рамках оправдано отношение к человеку как к объекту. Ведь даже по отношению к самому себе приходится порой «власть употребить» и напомнить об обязательных нормах. Во-вторых, различные уровни общения вполне уместны в тех ситуациях, по отношению к которым они адекватны. Зачем, к примеру, каждый раз взывать к долгу и совести, когда надо просто дисциплинированно выполнять стандартные должностные инструкции? Или делать это по отношению к тем, которые явно этим призывам не внемлют? Так что вопрос надо поставить иначе: должны ли морально-нравственные отношения доминировать в системе общения при адекватном использовании возможностей других уровней. И на этот вопрос следует ответить положительно. 275.Суть нашего идеала общения заключается в том, что отношение людей друг к другу, ориентированное на развивающуюся гармонию, должно быть задано изнутри, т.е. бескорыстным стремлением поступать в соответствии с требованиями долга и совести, так чтобы в этом мире возрастала сумма добра. Не потому я поступаю хорошо, что боюсь наказания, что так принято, что это выгодно, а потому, что не могу иначе. Само по себе последнее выражение, если не вдумываться, во имя каких ценностей ты здесь так упрямо стоишь, говорит лишь об упертом стремлении к самовыражению и самоутверждению. «Я здесь стою и не могу иначе» – сказал когда-то Лютер, а кумир современных российских философов М.Мамардашвили с удовольствием сиё процитировал. У меня такая претензия на признание гипертрофированного достоинства восторга не вызывает. Это всё та же воля к власти: «Вот я какой!». Важно содержание этого категорического императива: хорошо, если я «не могу иначе» во имя Общего дела совершенствования бытия (в чем бы оно ни заключалось) и каждого участника соборной общности. Не надо спорить о том, что выше – долг или добро, мораль или нравственность. Только вместе, взаимно дополняя друг друга, - человек и надежный в Общем деле и добрый к другой индивидуальности – эти человеческие качества достойны быть на вершине иерархии уровней общения. 276.Но тут возникают новые вопросы. А если требования долга и добра противоречат друг другу? Как вообще руководствоваться этими требованиями, если они не зафиксированы извне, если нельзя построить «морально-нравственный кодекс» по аналогии с юридическими нормами (и почему, кстати, нельзя?)? Что конкретно означает положение морально-нравственных качеств на вершине иерархии качеств общения? Дело в том, что внешние правила общения регулируют повторяющиеся ситуации в человеческих отношениях, а внутренние повеления морали и нравственности – те, что коренятся в уникальном начале индивидуальности. Я обязан выполнять взятые на себя трудовые обязательства – иначе мне не заплатят и могут уволить; я обязан не воровать – иначе меня посадят. Но кто мне скажет, что должен делать чиновник в ситуации, не предусмотренной должностными инструкциями, - идти или не идти навстречу посетителю? В чем он видит свой долг и что подскажет ему совесть? Если он настроен по принципу «Вас много, а я один», «Это ваши проблемы», и, короче говоря, «Не положено», то в данной ситуации в его общении с вами нет ни морали, ни нравственности. В редких случаях, однако, чиновник считает нужным найти нестандартный выход (незапрограммированный никакими общими формальными правилами) и находит его. Значит, он обладает морально-нравственной культурой чувств, которой можно научиться только самому. В идеале такое поведение должно перестать быть исключением. Теперь понятно, или опять «слишком абстрактно»? Что, нужен пример, как именно поступил Джон П. или Маня В.? А не лучше ли включить собственные память и воображение? 277.Каковы же роль других уровней общения и их соотношение с доминирующим морально-нравственным уровнем? Внутреннее чутье, конечно, требует самоформирования. Но внешние условия могут, как способствовать, так и мешать этому процессу. В самом деле, что плохого, если обычаи, «носящиеся в воздухе» неформальные нормы и юридические законы будут закреплять в повседневном поведении общую морально-нравственную направленность, не давать забывать о ней в ситуациях, когда можно обойтись без нелегкого внутреннего духовного труда, которым даются нестандартные решения? С этой точки зрения нужно подвергнуть «ревизии» нормы традиционного и формально-регламентированного общения. Ни к чему, допустим, романтизировать обычай кровной мести или культ «воина», отличающегося в грабительских набегах, но разумно способствовать укоренению традиций уважения к старшим и гостеприимства. Что же касается правовых норм, то их массив, безусловно, надо резко сократить, решительно расставшись с американским культом адвоката, а в тех, что останутся, активизировать две функции: придать им «человеческое лицо», сделав, так сказать, автоматическим продолжением морально-нравственных установок развивающейся гармонии, и обеспечить с их помощью защиту этих установок от действий тех, кто их не придерживается, т.е. дать правовую основу для «сопротивления злу силой». 278.Защита развивающейся гармонии с помощью формально-регламентированных нормативов подкрепляется прямым принуждением посредством властных действий. Власть не ради себя самой или достижения корыстных целей (что мы имели повсеместно в истории и продолжаем иметь сейчас), но именно как средство вразумления неразумных, управления субъектами злой воли или не поднявшимися до уровня человеческой (ответственной и способной к честной рефлексии) субъективности. Что касается утилитарного общения, то оно вполне уместно в таких обстоятельствах, когда в той или иной степени совпадают ограниченность возможностей и нежелание (неспособность) партнера подняться выше соображений выгоды, в то время как без взаимодействия с ним обойтись затруднительно. Тогда вполне уместно просчитать степень выгодности такого общения, не забывая и о том, не изменит ли оно в принципе цели проекта. Снова выбор наименьшего зла. В общем, все другие уровни общения должны быть «приводными ремнями» морально- нравственного уровня и оцениваться именно с его позиций. 279. Фактически в массовом общении всегда преобладало понимание признания как средства обеспечения искомого социального статуса (как формального, так и неформального, - от официальной должности до неформального лидера или, на худой конец, общественного шута) и достоинства как умения «поставить себя» и других «поставить на место» (в общем, настоять на своем). Этого добивались и добиваются по-разному, кто как: кулаком, грозным взглядом, связями, примитивными и многоходовыми интригами, деньгами. Редкие исключения, ориентированные на долг и добро, всегда имели нелегкую жизнь. Некоторые из них (чаще посмертно) объявлялись святыми и героями, другие проходили незамеченными, удостаиваясь лишь презрительного ярлыка «блаженненькие». Я призываю (о, утопист!) покончить с этим гориллье-шакальим наследием. Впрочем, призыв «Будь человеком!» - мольба, стон, упрек - всегда сопровождал отношения между людьми. Я предлагаю всего лишь раскрыть содержание этого призыва и постараться ему следовать. Это значит: - уметь честно взглянуть на себя, свои намерения и поступки, отказавшись от самолюбивого стремления любой ценой сохранить лестный для себя я-образ и видеть высший смысл в его самовыражении и самоутверждении; - ставить развивающуюся гармонию отношений выше частного своекорыстного интереса, и, держа внутри меру этого, уступать друг другу – от сердца, а не по мелочному расчету, принимая таким образом как самоценность и индивидуальность друг друга, т.е. осуществлять и воспроизводить соборность общения; - не ждать заранее друг от друга пакостей, верить друг другу и надеяться на взаимное добролюбие: «К вам обращаюсь с требованьем (здесь и дальше курсив мой) веры и с просьбой о любви» (М.Цветаева); - ставя во главу угла долг и добро, быть в меру консервативным в поддержании добрых традиций и чутким к неформальным моментам общения; - ценить лишь то признание, которое зиждется на поступках во имя долга и добра, и в неукоснительном следовании этим ценностям видеть свое достоинство; не гнаться за отличиями ради отличий и не воздвигать памятников себе любимому ради своей славы; - быть готовым защитить хрупкое подвижное равновесие общности, основанной на верности идеалу развивающейся гармонии, оказать «сопротивление злу силой» при встрече с искажениями морально-нравственной сущности подлинного человеческого общения. 280. И снова: не слишком ли эти требования «оторваны» от реальной сложности и противоречивости реальных людей? Не слишком ли они «общи»? Это не простая проблема. Ещё Достоевский говорил: «Любить общечеловека – значит наверно уж презирать, а подчас и ненавидеть стоящего подле себя настоящего человека». Народ выражает сходную мысль проще и откровеннее: «Полюби нас черненькими – беленькими то и всяк полюбит». А зачем, господа, я буду любить вас черненькими? Черненькое в себе и других надо честно и трезво видеть и не устраивать вокруг этого истероидного карнавала, а в меру сил своих устранять. Можно жалеть и любить конкретного человека, несмотря на его недостатки, это понятно. Но мы то сейчас говорим об идеале, об образце, к которому стремимся. Да, некоторых людей я презираю и ненавижу, и не скрываю этого. Но зачем же каждого, кто имеет какие-то несовершенства? Зачем этот гиперболизированный перебор? Идеальная любовь предполагает взаимность. Её отсутствие может сделать любовь драматичной и трагической, но в принципе она возможна и к человеку, который исповедует идеал гармонии, но лично ко мне не испытывает той силы взаимности, которой я бы хотел. Но зачем любить в принципе недостойного? Это уже болезнь. Мать и жена, покрывающие преступного сына или мужа, меня не восхищают. Не будем рабами такой любви. 281. О разумном потреблении. В преобразовании и общении производятся блага, характеризуемые пользой, богатством, признанием и достоинством. Но конкретные люди должны эти блага ещё каким-то образом распределить между собой и потребить, т.е. получить, перевести во внутренний план, освоить (сделать своим достоянием). И эти полученные блага должны в процессе потребления не только составить объективное благополучие, но и субъективно переживаемое счастье – не только быть доставлены, но и доставить радость своему адресату. Пока возможности потребления были ограничены (во всяком случае, для большинства населения), люди в своей массе верили, что было бы что потреблять, а уж особого искусства здесь не потребуется. И только наблюдения за жизнью дорвавшихся до богатства и очень быстро вырождающихся господствующих классов заставляли мыслителей задумываться о критериях разумного потребления. В наше время, когда обилие товаров, услуг и свободного времени стало доступным для широких масс (по крайней мере, в так называемых развитых странах), эта проблема встала во весь рост. Многие не голодают, имеют благоустроенное жилье, хорошо одеты, но для развлечения готовы и на мелкий разврат и на крупные преступления. «Берите от жизни всё…». А, может быть, всё же есть мера в том и сколько взять (разумное распределение) и как употребить?Попытки утопистов составить список неизменных «естественных» или «разумных» потребностей несостоятельны, ибо человек в целом и его потребности в частности не являются абсолютно заданными от природы, но доопределяются в его деятельности, новые результаты которой создают новые потребности. И то, что появилось как искусственно созданное, становится естественным второго порядка. Проблема в другом: должны ли мы быть рабами этого процесса, почитая каждое его «новаторство» «объективной необходимостью»? Такой подход, конечно, выгоден. Как тем, кто на удовлетворении новых потребностей имеет свой навар, так и тем, кому так легче: всё, мол, к лучшему в этом лучшем из миров. Но человеческая способность к доопределению бытия проявляется не только в том, чтобы создавать новое, но и в том, чтобы это новое оценивать. Т.е. апелляция к «разумности» не бессмысленна – надо лишь задать её критерии. Я пользуюсь привычным термином «разумность», хотя, как и в случае с ноосферой, имею в виду не просто рациональные деятельность и соображения, но идею целостности бытия, стремление к развивающейся гармонии как фундаментальный настрой. Принимая этот идеал, надо взглянуть и на те человеческие качества, которые соответствуют ему в сфере потребления. Меру потребностей, которую задает в природе видовая программа, человек должен выстрадать сам. А иначе ничего кроме животной жадности, не сдерживаемой естественными условиями природы и приправленной искусственными размахом и «оригинальностью» («У вас нет, а у меня есть!») не получается. И за этим, как известно, ничего кроме пресыщения и вырождения последовать не может. 282. В культуре потребления надо пройти по лезвию бритвы между крайностями гедонизма и аскетизма, не быть ни рабами наслаждения, ни заложниками отвращения к этому рабству. В обществе массового потребительства основным ценностным ориентиром потребления является максимум престижного наслаждения, которое выступает как жажда новизны ощущений, разнообразия, постоянных развлечений. Достигаемое при этом благополучие весьма проблематично, а радости, хотя и могут быть дорогостоящими, по существу своему оказываются дешевыми. В том смысле, что их качество и количество не делают драгоценным каждое мгновение жизни, но, наоборот, имеют тот эффект, что всё приедается, и для получения наслаждения нужны всё большие дозы и всё новые извращенные средства. Но следует ли отсюда, что всякое наслаждение постыдно и подлинная «сладость» может быть получена лишь на пути абсолютного отказа от них? Опыт истории показывает, что этот путь столь же противоестественен. Труд, общение и другие виды деятельности могут давать радость сами по себе, но и освоение тех благ, которые при этом производятся (т.е. потребление) также является самоценным, не сводится лишь к обеспечению наших производительных возможностей. Прекрасно, что я посадил и вырастил дерево, но наслаждение вкусом его плодов не менее важно, чем их полезность для поддержания моих сил, нужных для посадки и выращивания новых деревьев. Современная массовая культура делает фетишем сексуальные наслаждения. Христианство учит, что половые отношения оправданы только как средство продолжения рода. Таким образом, получается, что пары бездетные или в том возрасте, когда деторождение уже невозможно, испытывая радость половой любви, грешат. Задача, однако, заключается в том, чтобы избежать и разврата и ханжества. Не надо стыдиться наслаждения, если оно не разрушает бытия самого человека, других людей и окружающей среды. Иными словами, его требуется ввести в контекст жизни в целом, т.е. уравновесить с другими её проявлениями: всему свое место и время. Таким образом, и здесь неизбежны взаимные уступки. Сегодня я позволю себе сделать «зигзаг» в режиме или диете, но так чтобы общий ритм здоровой жизни в целом не пострадал. Естественно, нельзя дать свод правил на все случаи – должно быть сформировано здоровое чутье, всё то же чувство меры. «Фи, как скучно!». Да, вам скучно, если вы лишены способности ощущать и переживать простую радость бытия («Счастье дано от природы…»). Радость оттого, что я живу, что я синтонен с этим миром, могу слиться с природой, что краски неба (никогда не повторяющиеся и всегда родные и близкие) дадут мне больше наслаждения, чем все ваши «приколы» вместе взятые. И оттого, что я хочу и могу сделать этот мир лучше. И много ли для готовности к такой жизни надо потреблять? «Мне мало надо: / Краюху хлеба, / Да каплю молока. / Да это небо, / И эти облака» (В.Хлебников). И «Как много есть вещей на свете, которые мне не нужны!» (Сократ). Обладайте мудростью отказа от суетных импульсов ради сохранения и развития гармонии. Я не призываю к искусственному «опрощению». Чистое тело, душа, принявшая в себя благодать духа, и честный разум сами подскажут содержание и объем благополучия, соразмерного с другими аспектами жизни, и радости, синтонной с благополучием. 283. И, конечно же, мера потребления предполагает и наличие внутренне заданной меры распределения в получении благ. Наш антипод, снедаемый завистью, радуется, демонстрируя свое превосходство в благополучии по сравнению с другими. Ему не стыдно купаться в изобилии на фоне нищеты большинства, он гордится этим: извращенное, бессовестное, не способное к рефлексии животное. Стремящийся к нашему идеалу так поступать и чувствовать не может. Справедливость для него не просто равенство перед законом, но и морально-нравственное чувство. Он не может не соразмерять возможности своего и чужого благополучия. И не чувствует радости от доставшегося куска, когда вокруг царит явная несправедливость. Гармония распределения входит в его культуру потребления. О критериях справедливости и гармонии в распределении будет уместнее поговорить, когда мы перейдем к изложению идеала жизни общества. 284. Потребление и распределение результатов человеческой деятельности закрепляется в обладании этими результатами и условиями их получения, что обеспечивает возможности распоряжения и пользования ими. Критика идеи обладания (по принципу противопоставления «быть» и «иметь») основывается на неправомерном отождествлении его с исторически ограниченной формой: стремлением к частной собственности по максимуму. Такое обладание, действительно, обеспечивает не только свободу распоряжения и пользования тем, что мной сделано и мне принадлежит, но и оборачивается злоупотреблением своими возможностями, несправедливым распределением и эксплуатацией чужого труда. Л.Толстой очень верно схватил эту разницу: «Собственность, как она теперь, - зло. Собственность сама по себе, как радость на то, что и чем и как я сделал – добро… Не было ложки, а было полено. Я подумал, потрудился и вырезал ложку. Какое же сомнение в том, что она моя, как гнездо этой птицы – её гнездо, которым она пользуется, когда хочет и как хочет». В самом деле, человек нуждается в том, чтобы иметь надежные условия для потребления справедливо распределенного и дальнейшей деятельности. Хорошо, когда у него и здесь есть чувство меры: не владеть чем-либо в ущерб другим, но знать, что он хозяин ему принадлежащего и может строить свою жизнь на основе этого. Такое «моё» есть продолжение моего я, но не средство попирания других людей. Мой дом, за который я отвечаю, к которому привязан, но не «крепость» против всех, а жилище внутри общего Дома - социального и вселенского. 285.Человек в мире идеальных образов. Человек сам создает те идеальные образцы, которые воплощаются в различных видах его деятельности. Осуществляемые им преобразование, общение, потребление предваряются идеальной деятельностью в мире образов. Он должен отразить объективную реальность, выразить свою субъективную реальность и понять внутренний мир других субъектов, а затем на основе полученных образов вообразить, построить идеальные образцы той реальности, которой ещё нет, но предстоит осуществиться в человеческой деятельности. Получение идеальных образов и создание образцов можно назвать идеальной деятельностью. Иногда её называют познанием, употребляя это термин в широком смысле. При таком словоупотреблении говорят и о познании физических законов, и о познании Бога или души. Но в европейской культуре Нового времени термин «познание» чаще используют в узком смысле, оставляя его только для обозначения отражения объективной реальности, где доминирует повторяющееся. Выражение субъективной реальности базируется на её неповторимости и требует для своего идеального освоения иных средств, и в этом плане её понимание и взаимопонимание субъектов не сводится к познанию в узком смысле данного слова, как сама субъективная реальность не сводится к реальности объективной. В свою очередь фундаментальный настрой субъективной реальности зиждется на глубинном общении души с реальностью духа, что также нуждается в особых средствах. Идеальное освоение наличного бытия служит основой для проектирования (создания социальных, педагогических, технических и иных идеальных образцов-проектов) доопределения бытия, производимого человеком. Только вместе названные формы идеальной деятельности образуют целостную программу человеческой деятельности в целом. Но было бы большой ошибкой сводить значение идеальной жизни человека лишь к её обеспечивающей по отношению к другим видам деятельности роли. Она во всем своем многообразии (исследование, сопереживание с другими душами, воспоминания, мечты, поток ассоциаций, медитация, творчество и т.д.) является не только средством программирования нашего поведения, но и самоценностью. Без глубочайшей потребности в идеальной деятельности как таковой человек перестает быть человеком и в принципе может быть заменен роботом. 286. Сформулируем общие принципы идеальной деятельности, позволяющие так отразить бытие этого мира и так дать знать в нем о себе, чтобы: - иметь адекватное (истинное) знание объективной реальности, необходимое для эффективного решения задач по её преобразованию (включая собственную объективную реальность); - понимать субъективную реальность Другого (личности, группы, общества, внечеловеческих субъектов); - быть сопричастным реальности духа; - донести свою правду до субъектов, способных понять и принять её; - создавать идеальные проекты доопределения бытия на основе идеального освоения бытия в единстве уровней объективной, субъективной реальности и сопричастности к реальности духа; - видеть в идеальной деятельности не только средство управления успешностью своего поведения, но и жить ей как самоценным способом бытия. 287. Познание как отражение объективной реальности. Познание – и самоцель, как удовлетворение стремления к любознательности, и средство, поскольку его результаты – истинные знания необходимы для эффективного управления человеческой деятельностью в целом и любыми её аспектами. Первая сторона познания выступает как неисчерпаемый внутренний источник, не позволяющий превратиться ему в чисто утилитарное предприятие. Вторая дисциплинирует наше познание, не давая ему без всяких ограничений «растекаться мыслью по древу», ставя пред ним задачи, ограниченные временем и другими ресурсами. Поэтому в перспективе познание имеет дело с потенциальной бесконечностью бытия, а в каждом конкретном шаге – с актуально конечными предметами. Человек, атом или книга, как потенциально бесконечные объекты, могут интересовать нас в самых неожиданных соотношениях с другими внешними объектами и в их внутренней сложности. Но каждый познавательный акт, совершаемый относительно них, скажем, физиком или физиологом или философом, имеет дело не с объектом «вообще», но с определенным, выделенным из него конечным предметом. И истина, не как манящий в бесконечность предел, но как результат таких конечных шагов, всегда есть соответствие конечного образа конечному предмету. Исходя из этого фундаментального положения, сформулируем основные требования к идеальным качествам человека познающего. 288. 1. Достижение истины реально! В деятельности по отношению к объективной реальности мы руководствуемся знаниями двоякого рода: полностью определенными и имеющими в своем составе элементы неопределенности. И те, и другие могут оказаться как истинными, так и ложными. Только в первом случае знание об истинности знаний может быть достоверным, а во втором – предположительным, гипотетическим. Но достоверная истина является таковой не «вообще», но лишь в рамках определенных соотношений, в определенном интервале. Расхожее утверждение «Каждый прав по-своему» ложно; чтобы сделать его истинным, требуется иная редакция: «Каждый может оказаться правым в определенном отношении». Близкая мысль содержится в характеристике принципа дополнительности, принадлежащей его автору Н.Бору: истинность знания зависит от тех условий, в которых оно было получено. «Оконечивание» бесконечного объекта в познании есть функция двух переменных – той задачи, которую ставит перед собой субъект и реальной независимости данной части (стороны, свойства) объекта от других его сторон и каких-либо внешних факторов. При этом совершенно неважно, каким способом обеспечивается искомая независимость (не только, скажем, путем физического расчленения). Иначе говоря, мысленная абстракция, если она истинная, соответствует объективной независимости данного предмета в данном отношении. Мой опыт, к сожалению, показывает, что для большинства людей такие рассуждения не доходят, и они продолжают бубнить: «Ну, как же, ведь всё в этом мире связано, нельзя искусственно отрывать одно от другого, мы абстрагируемся только условно» и т.д. и т.п. Искусственно – нельзя, а обоснованно – необходимо. Например, задача заключается в исследовании поведения объекта в качестве груза, подвешенного на пружине. В этом случае его поведение не зависит от его формы и размера и объект реально в этом отношении является материальной точкой. Но, если нам потребуется пронести его через дверь, то понятно, что здесь он уже не материальная точка; хотя на этот раз можно спокойно абстрагироваться, допустим, от его эстетических качеств. Следовательно, любое утверждение «Объект является тем-то и тем-то» бессмысленно без указания интервала, образуемого его реальными связями в данном корреляте и задачей, которую мы относительно его решаем. 289.Истинность наших знаний проверяема! Известное диаматовское положение о том, что практика – критерий истины, верно, так сказать, в первом приближении. Здесь возможна ошибка «после этого значит вследствие этого». Получение желаемого результата после применения соответствующего знания может иметь совершенно иные – непредусмотренные или неочевидные – причины. Необходимо установить взаимнооднозначное соответствие между конечными множествами признаков, образующих данное знание, и признаков выделенного предмета. Для того чтобы убедиться, что именно это знание соответствует именно этому предмету, требуется, чтобы «примерка» на практике удовлетворяла, по крайней мере, двум условиям. Во-первых, необходимо то, что в науке называют «чистотой эксперимента»: предмет должен быть изолирован от всех посторонних воздействий, а те, относительно которых идет проверка, должны быть постоянными. Во-вторых, поскольку абсолютное выполнение первого требования практически невозможно, требуется такое количество воспроизведений контрольной ситуации, которое дает статистически достоверный результат. Трудность обеспечения этих условий говорит, однако, не о невозможности проверки истины, но о том, что в массиве практически используемых знаний достоверно истинные явно не преобладают. Время не ждет и нам приходится пользоваться неопределенной информацией в достаточно неопределенных ситуациях. Но чем больше в наших знаниях зерен истинной определенности, тем надежнее наша деятельность. Не поддавайся психологическому соблазну выдавать непроверенное за достоверное, но и не впадай в пофигизм отрицания возможности достижения и проверки истины. 290. Не спорьте о словах! Определенное знание является отчетливым, т.е. может быть выражено в однозначно понимаемых словесных формулировках. Без этого нет гарантии правильного взаимопонимания, передачи опыта и координации действий. Но значение слов постоянно обогащается и может при решении различных задач изменяться до неузнаваемости. Отсюда бесконечные споры о том, как «правильно» употреблять то или иное слово. Споры совершенно бессмысленные, если, во-первых, не определить точно значение термина, и, во-вторых, не учесть ту задачу, при решении которой адекватно именно данное значение. К примеру, нет ничего страшного, если термины «знак» и «символ» понимаются как синонимы при обсуждении дорожных знаков или гербовой символики; но их неразличение при анализе искусства совершенно непродуктивно. Будьте точны в словоупотреблении, когда речь идет о повторяющихся явлениях объективной реальности, но не переходите в сектантский догматизм, т.е. гибко реагируйте на динамику изменения значений терминов в разных системах соотношений, не утрачивая точности в каждом из них. 291.. Доводите определенность до уровня системности. Суть принципа системности в требовании необходимости и достаточности. Это означает, что предмет предстает как система, необходимая и достаточная для решения определенной проблемной ситуации (задачи) в том случае, если при заданных внешних условиях внутренняя структура (элементы состава и отношения между ними) оказывается необходимой и достаточной для обеспечения функции (нужного качества) данного предмета. Несистемное мышление купается в море информации, системное – выявляет в этом море то, что необходимо и достаточно для решения проблемы. Уж если определяться, то дисциплинированно. 292. Определенность и системность не должны приводить к застреванию в односторонности. Выделив нужное ему соотношение, человек склонен противопоставлять его другим подходам, подчеркивать, если не его «единственную истинность», то уж, во всяком случае, неоспоримое превосходство. Это имеет двоякие корни. Во-первых, желание иметь безусловную догматическую опору, подкрепляемую авторитетом «мы»: все так думают, это стиль нашей научной школы и т.д. Во-вторых, стремление быть оригинальным, утвердить свое я: соглашаться со всеми неинтересно, это делает тебя незаметным, а, вот, подчеркнуть свою «непримиримость» (так и только так) куда эффектнее. Но не эффективнее для Общего дела. Между тем аналитическое различение, в конечном счете, будет снято в высшем синтезе. А для этого каждый участник будущего синтеза должен попытаться так или иначе осмыслить его направленность и принципы и соотнести свой подход с другими как вклад в Общее дело, а не в прославление себя любимого. Понятно, что степень осмысления общей стратегии будет различной у стратегов и рядовых деятелей, но стремиться к такому осмыслению необходимо. Тенденция к взаимному дополнению, а не эффектному противопоставлению, должна стать ведущей. Это предполагает отношение к другим субъектам познания не как к конкурентам, но как к возможным сотрудникам. Не ловите блох, но оцените чужую мысль в целом, поймите те задачи, которые решал другой человек, подумайте, где бы это можно было применить. Что же касается критики – пусть она будет конструктивной, во имя совершенствования, а не ради дискредитации соперника. 293. Не забывай о неопределенности! Поскольку мир не только совокупность систем, но и поток событий, познание не может достигнуть абсолютной определенности. Вторжение бесконечности извне и изнутри, флуктуации и становление нового, взаимодействие объективной и субъективной реальности постоянно сталкивают нас с неопределенным: ещё неопределенным и неопределенным в принципе. В первом случае мы имеем дело с фрагментом объективной реальности, который рано или поздно превратится в нечто ставшее; но сейчас мы вынуждены реагировать на него именно как на неопределенное и каким-то образом фиксировать это в познании. Самый адекватный способ реагирования это выдвижение различных предположений (гипотез) и попытки прогнозов. Но без подмены знания предположительного убеждением в том, что это знание достоверное. Есть, например, много неопределенности в современных представлениях о «жизни после смерти». Есть более или менее убедительные, правдоподобные гипотезы. И есть категорические утверждения, допустим, о существовании реинкарнации или ада и рая. Так вот категоричность в таких ситуациях как раз и неуместна. Сами предположительные знания, в свою очередь, существуют в двух формах: определенной (четкие рациональные формулировки) и включающей в себя неопределенность интуитивной (идущей из подсознания и не до конца осознанной). Во втором случае требуется четко установить границы, за которыми строгая определенность вообще невозможна. Это границы между повторяющимся и неповторимым. Последние определенные суждения здесь могут быть лишь о том, что нечто существует, т.е. как-то проявляет себя в наличном бытии, и каждый случай такого проявления может быть описан, но без автоматического распространения на другие возможные случаи (т.е. без фиксации закономерности, отражающей бытие повторяющегося). 294. Наличие неопределенности (событийности) в познании и его самоценность дополняют системное решение конкретных задач вольным поиском, игрой ассоциаций «без заранее заданного масштаба», перекличкой осознания и подсознания, что дает не только радость получения результатов, но и радость самого процесса. «Рыться в книгах» (так К.Маркс характеризовал свое любимое занятие) или изобретать «Колыбель для кошки» (роман К.Воннегута) или случайно «Набресть на новую мечту» (Ф.Тютчев) – подобные занятия не должны абсолютно третироваться находящимися в цейтноте системщиками. Проблема не в предпочтении двух разных отношений к познанию, а в соблюдении меры в их соотношении и учете обстоятельств, делающих уместными то или другое. 295. Познание должно быть рефлексивным, оно включает в себя самосознание, оценку полученных результатов и методов их получения. Такая рефлексия может быть осуществлена в трех основных направлениях: 1) в целях критического анализа и контроля; 2) для осознания соотношения определенности и неопределенности в познании; 3) для осознания своего места в общей системе познания. Наш идеал – не комбинирующий робот, запрограммированный неформальной средой или формализованными сообществами, но мыслящая индивидуальность, обладающая в то же время соборными настроем и ответственностью за свое и Общее дело. 296. Выражение и понимание: монолог и диалог субъективных реальностей. Познание обосновывает преобразование, а выражение внутреннего мира субъекта и взаимопонимание являются основой общения. Соответственно гносеологическая координация субъектно-объектной деятельности сменяется на аксиологическую координацию деятельности субъектно-субъектной. Обращаясь к другим субъектам, человек выражает свой фундаментальный настрой, базовые ценности (поэтому такое самовыражение называют ценностно-ориентационной деятельностью) и дает на их основе истолкование сообщаемой информации, надеясь на понимание со стороны своих адресатов. Те, к кому он обращается, естественно, находятся в аналогичной ситуации. В отличие от получения информации об объективной реальности конечной основой выражения и понимания является уникальное ядро субъективной реальности. Одно дело понять решение задачи, т.е. усвоить или найти алгоритм её решения, другое – понять ценностный мир другого человека. В применении к субъектно-субъектному общению слово «понимание» используется в последнем смысле. Точнее, внешне выражение и понимание начинаются с сообщения информации, до определенного предела вполне объективной. Допустим, констатируется, что один субъект руководствуется ценностью выгоды, а другой – долга, и дается разъяснение этих терминов. Но адекватное восприятие данной информации, обеспечивающее определенную степень взаимопонимания или непонимания друг друга, уже зависит от внутренних оснований интерпретации (истолкования), имеющих неинформационный характер. Глубина ценностей и фундаментальный настрой существуют в качестве определенного состояния души, как её внутренние переживания. И взаимопонимание возможно только в результате того, что В.А.Лефевр удачно назвал «размножением состояний». Эти состояния не могут быть формализованы, т.е. разложены на элементы и объединяющие их регулярные отношения. Они – в своей и чужой душе - или есть или их нет. С таким предметом не могут быть соотнесены знания, претендующие на истинность. Адекватность выражения и понимания субъективной реальности фиксируется не в истине, а в правде – аксиологическом кредо субъекта, выражающим его смысложизненные устремления, то, во имя чего он живет. Как заметил Гете: «Правду мы вам говорим, правду, одну только правду! Нашу правду, естественно, - мы и не знаем другой!». Или в варианте народной мудрости: «У каждого правда своя». 297. Так что же, на этом уровне мы всё-таки вернулись к тому, что «Каждый прав по-своему»? Да, и это высказывание в определенном отношении является истиной, но это не вся истина. Каждый прав по-своему в том смысле, что в основе индивидуальной интерпретации лежит индивидуальная правда. И с точки зрения разных правд одна и та же политическая программа или философская концепция могут оказаться как идеальными, так и неприемлемыми. И тут уже никакой логикой не переубедишь. Но, во-первых, в силу эффекта «размножения состояний» (общности базовых переживаний) возможна правда, общезначимая для единомышленников; интерсубъективная для них, но остающаяся субъективной для этого нового общего субъекта (социальной группы, партии, типа культуры и т.д.). Во-вторых, можно увидеть объективные следствия принятия той или иной правды, и тогда уже более основательно судить о степени её приемлемости. Мы верим в свою правду, доверяем единомышленникам и единоверцам, но обоснованность наших веры и доверия косвенно проходит проверку по результатам следования данной правде. Однако где-то на донышке нашей субъективности остается то, что не подвержено «размножению» - наша душевная уникальность. И по отношению к ней тютчевское «Мысль изреченная есть ложь» является абсолютной истиной. 298.. Но эта мысль при определенном её истолковании оказывается относительной истиной и для характеристики выражения и взаимопонимания в целом. Действительно, суждения и понятия, отчетливо выраженные в слове и стремящиеся к однозначности, идеальны для отражения объективной реальности, но явно недостаточны для выражения и понимания (в аксиологическом смысле) субъективности. В арсенале средств, обеспечивающих названные процессы, центральное место занимает душевное образование, которое является символом по форме и метафорой по содержанию. Символ – это знак, значение которого обладает «семантической текучестью» (А.Ф.Лосев), т.е. полиинтерпретируемостью в отличие от однозначности средств языкового логического мышления. Понятие строго обозначает, символ «намекает». Ядром значения символа является метафора, в которой признаки одних предметов «иносказательно» переносятся на другие. И потому говорящий, передающий и воспринимающий (к примеру, композитор, исполнитель и слушатель) не стремятся к однозначному совпадению сообщаемого, но, наряду с интерсубъективностью, допускают и свободу его интерпретации. По отношению к объективной реальности нечто подобное привело бы к путанице. Но субъективная реальность выражает себя (свой настрой, ценности, свою правду), а другой субъект воспринимает это выражение с позиций своего мировидения. И эта взаимная неоднозначность, если она не приводит к взаимоисключающему антагонизму правд, только обогащает участвующие стороны. Через игру ассоциаций, через опыты сопереживания друг другу только и можно расширить сферу интерсубъективности или, во всяком случае, научиться не презирать непохожесть. Непонимание полиинтерпретируемости метафор – один из нестерпимых грехов сциентистско-технократического примитивизма, плавно переходящего в варварство «массовой культуры». Эти люди всё понимают буквально, а произведение искусства хотят разгадать как шараду*. А ведь гармония не может создаваться чисто логическим путем. Она должна органически созреть через тонкое взаимопонимание индивидуальностей с полуслова, а то и без слов. Но как же это проконтролировать?! Только через чувство меры, совесть, направленность на сопереживание, доверие. И снова – кто этого не чувствует - для того это «общие фразы». А для меня – смысл подлинно человеческого, а не автоматизировано-животного общения. Такую направленность нашим душам дает глубинное общение с духом, но об этом - при рассмотрении религиозного отношения к миру. * Вот стихи японского поэта Догэна: Изначальный образ Цветы – весной. Кукушка летом. Осенью – луна. Холодный чистый снег – зимой. Стихи не объясняют прозой. Для vulgaris это банальная информация. Для сциентиста, допустим, выражение видения мира сельским жителем. А для обладающего культурой восприятия символов – это целый мир, это, действительно, изначальный образ бытия, погруженность в которое переживается человеческой душой. Рассказывают историю, которая произошла в 40-е годы прошлого века с поэтом И.Сельвинским. Его вызвали на заседание политбюро, заподозрив, что в одном из его стихотворений содержится, якобы, намек на… конопатое лицо Сталина. В нем же он говорил о важном граче, подобном крестьянину. «Я по происхождению крестьянин, так что я грач что ли?» - обиделся один из членов политбюро. Вот такие недоразвитые правят нами, нас поучают и «всегда готовы» относительно нас «порешать», а то и нас порешить… 299.Воображение как проектирование. Создавая идеальный проект (новой вещи, способа деятельности, организационной структуры и т.д.), мы опираемся на имеющиеся у нас знания относительно объективной реальности, состояния субъективной реальности, аналогичные состояниям внутреннего мира других субъектов, и собственные ценностные ориентации. Идеал развивающейся гармонии предполагает ориентацию на такие проекты (чего бы то ни было), в которых осуществляется переход от технократически-функциональной монологической конструктивности («я – цель, остальное – средства» и «цель оправдывает средства») к конструктивности, основанной на диалоге и позволяющей решать общие проблемы, преодолевая противоречия в полифонической и открытой целостности. В таких проектах объективные знания и субъектно-субъектное понимание взаимно дополняют друг друга. Не просто придумать что-то интересное и выгодное, но взять на себя ответственность за то, как отзовется в бытии внедрение твоего проекта. В создании новых проектов возможны два случая. В первом из них новое оказывается перекомбинацией уже существующих (известных) элементов. Во втором в новой конструкции создаются наряду с наличными также и ещё не бывшие элементы. Так элементы кентавра (лошадь и человек) уже существовали, а колеса в природе не было. В первом случае методологией выступает системный подход (найти структуру, с необходимостью и достаточностью обеспечивающую нужные свойства новой системы). Во втором мы сталкиваемся с непредсказуемостью творческого результата. Первая ситуация безопаснее, вторая – перспективнее. Люди, как существа способные к доопределению бытия, никогда не смирятся с абсолютными табу типа «не расщепляйте атом» или запрета на клонирование. Задача заключается в том, чтобы пройти по лезвию бритвы между диктатом системности и безответственностью, прикрывающейся неизбежной непредсказуемостью творческой событийности. Снова чувство меры, включающееся «на ходу»… Мы никуда не уйдем от риска, но не надо творчеством оправдывать разрушения, которых можно было бы избежать. Его (творчества) соблазны не стоят сделки с Мефистофелем. И уж ни в коем случае не годится ориентироваться на то, чтобы сначала разрушить «до основанья», а рефлексию и исправление последствий полностью откладывать на «потом». Нет, как творчество совершается «здесь и теперь», так и рефлексия должна стремиться в той или иной форме при этом присутствовать. И это основное ориентирующее правило проектирования доопределения бытия. Именно его постоянное нарушение и привело человечество на грань глобальной катастрофы. Сказанное, однако, не означает, что стремление рефлексии «быть на чеку» гарантирует нас от ошибок: драматичность бытия и деятельности столь же имманентны, как и неопределенность. 300.Идеальная деятельность и вера. Риск, наиболее сильно проявляющийся в создании нового, есть прямое следствие принципиальной неопределенности бытия. И эта неопределенность проявляется в той или иной мере также и в познании объективной реальности и во взаимопонимании субъективных реальностей. Во всех этих случаях определенные знания и тождество переживаний вступают в отношение с интуитивными представлениями и предположениями, пытающимися как-то схватить моменты неопределенности и становления. И наши решения о характере применимости знаний, приемлемости правды Другого и готовности идеальных проектов в той или иной степени опираются на это соотношение определенного и неопределенного в самой идеальной деятельности. Там, где не достает определенности в обосновании решении, в дело вступает вера. 301. В своем становлении вера включает в себя три компонента: эмоциональный, рефлексивный и волевой. Эмоциональный компонент веры определяет её направленность, которая, в свою очередь, формируется вследствие доминирования того или иного фундаментального настроя в целом, а также наличия желания и надежды относительно определенного исхода данной неопределенной ситуации. Допустим, некто настроен на поиск истины, а кто-то другой на успех любой ценой. Оба они имеют предположительные знания о том, как следует поступить в определенном случае. И вот этот случай налицо. Решение надо принимать, не дожидаясь перехода гипотетического знания в достоверное. Желание принять удовлетворительное решение переходит в надежду на то, что именно оно и будет принято. Дальше, как бы ни было ограничено время, происходит перебор вариантов (как сознательный, так и интуитивно-подсознательный), призванных как-то усилить и подкрепить имеющийся гипотетический проект. Характер аргументов «за» и «против» будет зависеть от исходного настроя. При ориентации на истину принимающий решение тревожится прежде всего за соответствие образа реальности, а при ориентации на личный успех – за надежность мимикрии в случае несоответствия. В первом случае работают сознательная рефлексия и совесть, во втором – либо доминирует циничный расчет, либо укоры совести вытесняются в подсознание софистическими «аргументами». Но в любом случае в момент принятия решения аргументов всё равно не достает (неопределенность сохраняется). И вот тогда включается волевой компонент. Сомнения отброшены, решение принимается «на свой страх и риск», и энергия желания и надежды преобразуется в энергию уверенности. Без этого нет веры. А если она появляется, то «смелость города берет». И даже «эффект плацебо» срабатывает: больной принимает нейтральное вещество за целительное средство, это мобилизует его внутренние ресурсы, и он действительно исцеляется. Что, разумеется, не исключает возможности разочарования и утраты веры, если обнаружится, что решение оказалось ошибочным. 302.Разумно ли отказываться от «услуг» веры, когда время не ждет и решение необходимо принимать, а достоверное его основание не готово? Надо понять, что подобная ситуация – не досадное исключение, не результат «ещё недостаточного» развития науки, но неизбежный компонент нашего бытия. Надо понять и то, что как бы не мобилизовывали наши рефлексивные возможности, момент принятия решения в ситуации неопределенности одновременно есть и момент попадания в нерефлексируемую зону. Потом всё это может быть проанализировано, но не здесь и теперь. Мы стоим перед дилеммой: либо не верить ни идее, ни людям, ни проекту, пока соответствующее отношение не будет полностью проверено и обосновано; либо, проведя рефлексию по возможному максимуму, всё же рискнуть поверить, не отключая в дальнейшем рефлексии по поводу последствий рискованного решения. И эта рефлексия должна касаться как самого желания, ради реализации которого мы рискуем здесь и теперь (а стоит ли оно того в общем контексте жизни?), так и аргументов в пользу принятия соответствующего решения (в которое мы поверили) и оправданности этой веры, как дальнейшего руководства нашей деятельностью. Мы не можем надеяться сразу и всегда видеть то, что сделало бы нашу деятельность беспроигрышной; но вера, становясь абсолютной, делает нас слепыми. Сциентизм влечет в первую крайность, иррационализм – во вторую. А мы должны стремиться оптимально использовать инструменты знания и веры в их взаимном дополнении и быть готовыми стоически принимать неизбежные неудачи, делая из них выводы на будущее, и идти дальше в доопределении бытия в направлении развивающейся гармонии. 303.Эстетическое отношение к миру. Любая деятельность человека всегда имела эстетический аспект, т.е. была ориентирована не только на пользу, богатство, признание, благополучие, истину, добро и т.д., но и на красоту. Жилище и одежда должны быть не только теплыми и удобными, но и красивыми (не путать с модностью и престижностью!); в выборе спутника жизни красота его облика играет не последнюю роль («не по хорошу мил, а по милу хорош»); эстетическую стройность научной теории иногда относят к «вторичным критериям истины»; наконец, представители искусства, несущие эстетическую радость, порой ценятся больше, чем производители материальных благ и те, кто служит ценностям познания и нравственности. Почему? Потому, что эстетическая деятельность (в рамках которой деятельность художественная, искусство является лишь её профессиональной формой) по отношению к деятельности, взятой как единство субъектно-объектных и субъектно-субъектных отношений, выполняет особую – синтезирующую - функцию. Она призвана сохранять человеческую самоидентичность в условиях исключительно динамичного и противоречивого развития человеческого бытия, незапрограммированного видовой биологической природой человека. Быть неким символом этой самоидентичности, проецирующим на мир свою меру в её соотношении с мерами мира. 304.Охватить словесными формулами целостность человеческого бытия – задача трудная сама по себе (мы как раз пытаемся решать её в этой книге). Но ещё труднее каждому понять и принять предлагаемую ему правду или осознанно и отчетливо выразить правду собственную. А между тем без скрепляющего начала, выражающего целостное отношение к бытию, выразительно демонстрирующего жизненную позицию субъекта, и личность и общность просто могут «рассыпаться», потерять свое лицо под прессом противоречивых тенденций и требований. И вот я запел песню, которая берет меня за душу; украсил свое жилье и самого себя в соответствии со своим вкусом; нашел свой стиль поведения в манерах, в речи; встретил женщину, отвечающую моему эстетическому идеалу. В образной, чувственно-эмоциональной форме во всем этом я закрепил и выразил для себя и других свое лицо, свое отношение к миру, соотнес свою таким образом выраженную меру с синтонными мерами, выраженными также в чувственно-эмоциональной форме в этой музыке и словах, интерьере, манерах поведения и разговора, внешности. Эти и им подобные эстетические образы стали символами моей «правды жизни», в которых подсознательно демонстрируется то, что делает меня самим собой и близким, понятным людям, вкус которых свидетельствует об определенном совпадении наших жизненных позиций. Что вы предпочитаете – классическую музыку или оглушающий рев современности, романс или попсу, Тютчева или Пригова, пейзаж Левитана или сюрреализм С.Дали, проникновение в душу родного языка или «прикольный» жаргон, нежность или «обойдемся без сюсюканья», глаза, которым можно верить или хищный имидж вамп-самки - разве это случайные симпатии и антипатии, а не символы вашего отношения к жизни, не разные способы сохранить и выразить то, что я есть я и принадлежу к такой-то референтной для меня группе? Делается это чаще всего на уровне интуитивно-подсознательном, но он то и оказывается самым крепким. 305.Стало быть, за разной эстетикой стоят разные идеалы (ценности, фундаментальные настрои). И, наверное, эти различия не безразличны с позиций идеала развивающейся гармонии, который тоже находит выражение в соответствующих эстетических предпочтениях. А как же быть с разнообразием вкусов, с тем, что «о вкусах не спорят»? Действительно, не стоит спорить о вкусах, если выражаемое в них индивидуальное отношение к жизни не разрушает личности, общества и природы: какой цвет глаз вам нравится, какие виды природы вас вдохновляют… Но если ваша эстетика в поведении, общении, в отношении к естественной и искусственной среде такова, что в ней выражается, допустим, необузданная воля к власти, демонстративная показуха, пренебрежение ко всему, кроме себя любимого и т.п., то толерантность тут неуместна. Почему люди, гармоничные и созидательные, добрые и нежные, верные долгу, должны терпеть вызывающее безобразие подобных вкусов? И цензура здесь, чтобы там не болтали «дерьмократы», необходима. А судьи кто? Очевидно, те, кто в каждом своем проявлении несет символику развивающейся гармонии. Для кого дороги взаимопонимание в созидании гармонии и её бескорыстное созерцание, приятие бытия, синтонность с ним. 306.А есть ли для этого какие-то объективные критерии? Да, есть, но они недостаточны. Мы говорим, к примеру, об идеальных пропорциях, в основе которых лежит золотое сечение. Это так, но «правильные» черты лица могут оказаться бездушными или не находящими отклика в душе данного человека – ему милее легкая асимметрия. Не уродство, но именно индивидуальная «отметинка». Объективно показано, что классическая музыка благотворно влияет на рост растений, а «современная» - убивает их. Но при этом диапазон индивидуальных предпочтений в той же классической музыке достаточно велик. Не будем забывать, что в эстетике выражается целостное отношение к жизни со стороны субъекта, а в основе субъективной реальности лежит неповторимость. Стало быть, речь может идти об отборе положительных уникальностей и интерсубъективностей, но не об абсолютном диктате «канонов красоты», повторимых для всех и всегда. Объективные эстетические критерии выполняют роль ограничителей для допустимого разнообразия субъективностей. Допустимого с позиций единства многообразия и единства в их динамике, т.е. развивающейся гармонии. 307.Реальные эстетические предпочтения и искусство в особенности, хоть и стремятся в принципе к самоидентификации личности и её идентификации с определенной общностью, т.е., вроде бы, к какой-то целостности, но эта целостность может оказаться очень противоречивой, даже парадоксальной в нецелостных условиях. Тотальная деструкция поставангардистского «пира во время чумы» с одной стороны, безусловно, является симптомом распада личности и общества, но с другой его носители именно таким образом самоутверждаются, поддерживают себя «на плаву». Вызывающая эстетика наркоманов или женщин, дымящих сигаретой и потребляющих спиртное над колыбелью ребенка, разрушительна - и для них самих и для окружающих, но и она сигнализирует: «Да, вот мы такие, ну и что? Только так мы можем поддержать остатки своего я-образа». В этом то и опасность больной эстетики, заражающей мир символикой разлагающихся мер, их агрессивных претензий на самовыражение именно такими, как они есть. 308.Эстетическая соразмерность во всём – таков идеал развивающейся гармонии. Красота мира (естественно, в его гармонических, негэнтропийных проявлениях) да будет трепетно воспринята человеческими душами, проявления которых призваны внести свой вклад в его эстетический лад: эстетический антропокосмизм. Не разрушай гармонию ни своеволием, ни кривляньем, ни шумом, ни суетой, ни самопоказом, ни игрой на снижение - поступай в унисон с красотой, разлитой в Космосе. «Сделать прекрасным наш день – вот высшее из искусств! Долг каждого человека сделать свою жизнь во всем, вплоть до мелочей, достойной тех устремлений, какие пробуждаются в ней в лучшие её часы» (Г.Торо). Эстетика – не «украшение» и не забава для «успешных» деловых людей. Они давно забыли о ритме мировой гармонии, им некогда, они «вкалывают» и развлекаются. Не престиж и моду, но твое отношение к жизни символизируют твои эстетические предпочтения. И если в их основе лежит ориентация на развивающуюся гармонию, то только такая красота «спасет мир». 309.Религиозное отношение к миру как глубинное общение. Но почему душа в своих представлениях о долге, добре и красоте, о пользе и благополучии настроена именно так, а не иначе? Идеал красоты выражает это общее отношение, но он сам в качестве синтеза субъектно-объектных и субъектно-субъектных отношений фундируется ещё более глубоким основанием человеческой целостности – отношением субъективной реальности к реальности трансцендентной (экзистенции к трансценденции), глубинным общением души с духом. Добро, как базовая ценность нравственности, ориентирует на взаимное признание самоценности индивидуальностей, Я и Ты. Соответственно и любовь на этом уровне суть индивидуальная любовь к неповторимости конкретного субъекта, чувство синтонности мер друг друга, «совпадения матриц». В красоте, как базовой ценности эстетического, выражается мера данного субъекта (Я) и меры других субъектов оцениваются именно на соразмерность с моей мерой. Соответственно эстетическая любовь более «эгоистична». Я взял последнее слово в кавычки, так как не имею в виду грубый потребительский эгоизм типа «люблю есть яблочный пирог» или «люблю заниматься сексом». Эстетическое любование, конечно, бескорыстнее. И всё же, если отношение к Другому останавливается на этом уровне, не подкрепляется другими аспектам признания самоценности Ты, оно отличается непрочностью: красота увяла или меня поразила другая красота и… В глубинном общении ценность любви показывает себя в высшем своем проявлении, сопрягаясь с ценностью святого (священного). Святое ориентирует на признание самоценности бытия в духовных его основах, а любовь соответственно проявляется как чувство сопричастности к Мы, как целостности бытия, благоговения перед ним, благословления этой сопричастностью. Почувствуйте разницу между благоговением и благополучием: жизнь благополучная и благоговение перед жизнью. Глубинное общение – это воистину космическое чувство: я приемлю и люблю мир в целом (разумеется, в той его целостности, которая образуется негэнтропийными тенденциями; скажу резче: любить «черненьких» – не по цвету кожи, понятно, и врагов я не призываю), чувствую себя его частью. 310. Мы говорим об общении души с духовными основами бытия и называем такое отношение к миру религиозным чувством. С точки зрения верующего ортодокса это, конечно, ересь, а с позиций атеиста – нечто непонятное (в лучшем случае, «пантеизм какой-то»). Религия как социальный институт, основанный на вере в сверхъестественное, организующий обрядовое поклонение некоему сверхсубъекту, до сих пор, если и объединяла людей, то только в рамках общности, признающей соответствующие догматы. Я же говорю о мощном чувстве космического родства с миром, о соединении конечной индивидуальной души в её данном временном существовании с вечностью и бесконечностью – и потенциальной и актуальной – духовной основы мирового бытия. Я не знаю, бессмертна ли душа, я не могу иметь высказывания, понятия, образы относительно духовной основы (Мы), ибо она не предикативна, но душа моя принимает её в себя, а она объемлет мою душу. Но это и есть самое глубинное основание развивающейся гармонии: «Всё во мне и я во всем». Этот мир не просто средство для удовлетворения моих потребностей в пище, жилье и самоутверждении. Я люблю его сам по себе и я счастлив, испытывая чувство безбрежности, слияния с ним. Я говорю с ним без слов. Я верю в свое тождество с целостным бытием, это наполняет меня невыразимой мистической радостью и дает силы для борьбы со злом, стремящимся эту целостность разрушить во имя той или иной эгоцентрической субъективности, противопоставляющей себя миру. Без так понимаемого религиозного чувства красота никогда не преодолеет эгоистического своемерия, долг не получит эмоционального наддеятельностного основания (не только дело объединяет нас, но и переживание любви к миру), добро не выйдет за пределы отношения между индивидуальностями. Душа и жизнь человеческая не приобретет масштабов духовности. 311. В самом общем плане духовность суть целостное идеальное основание человеческой деятельности в целом. Её стержнем является глубинное общение души с духом, которое пронизывает всю структуру духовности. С позиций религиозной ортодоксии духовность сводится к религиозной вере – в тех или иных богов, воскресение Христа и другие догматы и таинства. В этом смысле добрый и надежный человек с прекрасным эстетическим вкусом может считаться бездуховным, но лишь душевным, а аскет, выполняющий все обряды (без проникновения в реальную мотивацию его поведения) – духовным. Светское понимание духовности чаще всего смешивает её с эрудицией и разносторонностью идеальной деятельности. Если кто-то предпочитает занятия математической логикой или искусство для искусства покупке престижного автомобиля, то он, мол, духовен. Антропокосмистский идеал развивающейся гармонии видит в духовности, прежде всего, соборную направленность к сопричастности становящейся целостности мирового Мы, которая эмоционально-символически выражается в красоте, задает основу правды общения как межчеловеческой солидарности и ответственность за свои поступки-события в бытии. Переживание сопричастности облагораживает всё: радость переходит в благоговение перед жизнью (А.Швейцер) и родственное внимание (М.Пришвин); долг – в призвание, признание – в любовь; культура объемлется космосом, а не отгораживается от него стеной абсолютной искусственности, не превращается в «письмо» (Ж.Деррида) и игру симулякрами. Мы не одиноки в этом мире и он не чужд нам. Имеющая духовное основание деятельность в единстве всех видов результируется в возрастании такого порядка в человеческом и мировом бытии, который внутренне воспринимается как оптимальная соразмерность всех его сторон, формирующих целостность: не максимум монологического господства, но оптимум диалогического единства в многообразии. Духовный человек выбирает служение возрастающей одухотворенности мира. 312.Религиозное чувство, как оно было обрисовано выше, не сводится, однако, к переживанию сопричастности. Оно поднимается до уровня веры, включая в себя, как и традиционная религия, определенный настрой, надежду, интеллектуальное осмысление и момент воли. Однако содержание этих компонентов веры существенно различается. Настрой на любовь к Богу, находящемуся вне и над миром и сотворившему этот мир, замещается настроем на любовь к миру, обладающему внутри себя устремленностью на соборную целостность. Надежда на вечную жизнь души в царстве духа замещается надеждой на торжество воли к любви над волей к власти в самом этом мире и через это – приобщение души к духовной основе бытия. Интеллектуальное осмысление запрещает принятие желательного за реально существующее и не боится признавать гипотетичность ряда своих фундаментальных предпосылок. Воля к воплощению надежды в деятельности от этого становится только более стоической, не ориентирующейся на безусловный happy end, гарантированный верностью догмам, но вдохновляемой единством свободы творчества и ответственностью чувства меры. Вера без абсолютных оснований? Да как же это возможно? Ответ на этот вопрос требует прояснения позиций, по крайней мере, по следующим проблемам. Во-первых, относительно природы «духовной основы бытия» в сопоставлении с традиционной идеей Бога. Во-вторых, имеется в виду проблема бессмертия души, без чего неясно отношение человеческой души к духовной основе бытия. В-третьих, встает вопрос о возможности перерастания религиозного чувства как веры в новую форму религии, соответствующую антропокосмистскому мировоззрению. 313.Ясно, что бесконечный мир не может иметь абсолютного начала. Остается выбирать между атеизмом, верой в Бога как возможного создателя части Вселенной и верой в духовное начало, разлитое в мире, природа которого (этого начала) во многом неясна. В основе этих вариантов лежат разные надежды: соответственно надежда на самого себя - победителя, на защиту высших сил и на родственность всего сущего. Я выбираю третью. Первая это, скорее, самоуверенная безнадежность, отвергнутая и практикой и современными представлениями об уровнях бытия. Что касается второй, то, конечно, неплохо бы иметь благожелательного создателя-покровителя, но, во-первых, в пользу такой гипотезы фактов явно недостаточно; во-вторых, если такой создатель конечной части мира существует, то намерения его нам неизвестны, и ставить человека в центр его внимания – не меньшая самоуверенность, чем у атеистов; в-третьих, если ситуация прояснится в положительном смысле, то при чем тут религиозная вера – дело перейдет в ведение науки и сферу принятия практических решений (а не магических ритуалов). Между тем, древние представления о всеобщности идеального начала (информационно-энергетических полей в современном варианте), способного на любых уровнях (а не только на уровне сознательного проектирования) управлять организацией материи, получают все больше подтверждений. Аргументы такого рода подкрепляют надежды на существование «сокровенного внутреннего вещей» (Т. де Шарден) и возможность глубинного общения с некоей общей духовной основой бытия, природу которой ещё предстоит и предстоит исследовать в тех ракурсах, где она выступает не как трансцендентная реальность, но в иных соотношениях (также как и разнообразные формы внечеловеческой субъективности). Поэтому не годится искажать общее чувство сомнительными натурфилософскими или, якобы, данными в откровении деталями В конце концов верить в наличие общего Мы, объемлющего и березу и человека, для меня представляется более приемлемым и вдохновляющим, чем в гипотетического автора Большого взрыва (повторяю: вера в абсолютного творца «всего» критики не выдерживает). Воля, делающая надежду на духовное сродство сущего пантеистической (гилозоистской?) верой, оказывается одновременно бескорыстной (не потому, что нас «спасут» и нам помогут) волей к любви. 314.Умирая человек, остается в частицах природы, в памяти других людей. Но субстанция его неповторимой индивидуальности – его душа не умирает вместе со смертью тела. Но как она живет дальше? Вечно в раю или в аду? Перемещается в иные тела? Также может постепенно распадаться (сначала тело, потом астрал и т.д.) и своими «атомами» входить в иные формы сущего? Имеет несколько ипостасей, у каждой из которых своя судьба? Хранится в памяти мирового «компьютера»? Странствует неприкаянной в «воздушном пространстве»? Гипотез хоть отбавляй… Неясна также и природа её общения с земным миром, когда она покидает тело, и с иными уровнями и формами бытия, пока она в этом теле находится. Не надо торопиться принимать за достоверное знание симпатичную вам гипотезу – это, прежде всего. Достойна веры лишь самая общая гипотеза: память о бытии как-то сохраняется, земная форма существования души – не единственная, существуют внетелесные нечеловеческие формы субъективных реальностей (так называемые духи; не путать с духом как трансцендентной реальностью). Исходя из неё, позволительно сделать некоторые кардинальные выводы. 315.Во-первых, знание о смерти тела и неясность относительно длительности и характера посмертной жизни души не должны сеять в нас плевелы безответственности и давать индульгенцию на то, чтобы стать «по ту сторону добра и зла». Что бы там ни было, мы живем и надеемся, что, так или иначе, будем жить дальше. А потому – пока живем, надо делать эту жизнь лучше и одухотвореннее. Сделать всё, что от нас зависит, чтобы жить оптимально, создавая развивающуюся гармонию в себе и вокруг себя. Мне совершенно непонятно, почему отсутствие гарантий вечной индивидуальной жизни должно заставить меня поступать плохо, если мне от души так поступать не хочется?! Непонятно также и то, почему я должен пренебрежительно и свысока относиться к телу как земному пристанищу души (а другого я пока достоверно не знаю). Во-вторых, иные субъективные реальности («духи») могут быть для нас не только родственными носителями негэнтропийных тенденций, вселенского добра, но и заражать нас своим эгоцентрическим злом. И тогда не соборность расцветает в наших душах, но точит их зависть, истерика, садомазохизм и прочие разрушающие и загрязняющие бытие проявления зла. Стало быть, уместна не только ответственность, но и экология души. В-третьих, все тайны душевного бытия надо исследовать, и, возможно, именно сейчас мы находимся на грани величайшего прорыва в этот мир, к новому видению времени, смерти, посмертного бытия и трансформации субъективных реальностей. 316.В реально существовавших и существующих религиях вера на основе религиозного чувства никогда не имела доминирующего и даже сколько-нибудь заметного значения. Формы религии коррелируют с мировоззренческими принципами. Язычество – с космоцентризмом, монотеистические религии – с теоцентризмом, атеизм и человекобожие – с антропоцентризмом. В язычестве религиозное чувство выражалось в пантеистическом сопереживании с природой, в обожествлении природных стихий.* В монотеистических религиях - в восхищении мудростью Бога, проявленной в гармонии мироустройства, и в практике приобщения к абсолюту (в умной молитве исихастов, в медитации). Но преобладали, конечно, «договорные» отношения с богами (Богом), вера в чудесную помощь со стороны сверхъестественных сил.** Антропоцентризм вообще не склонен к «сентиментальности», его адептам некогда приобщаться к вечности. Может ли мировоззрение, основанное на принципе антропокосмизма, способствовать порождению новой религии, ставящей во главу угла не веру в сверхъестественное, но именно религиозное чувство? Этот вопрос в целом уместнее будет обсудить, когда речь пойдет об идеале устройства общества. А пока выскажу предварительное соображение. Предпосылки к формированию такой религии накапливались подспудно и не столько религиозными деятелями, но в большей степени поэтами и философами. Отказавшись от веры в сверхъестественное и от традиционных догм и обрядов, сосредоточившись на вере в святое и любовь, не впитает ли она в себя то лучшее, что было накоплено в эволюции религиозного отношения к миру, не станет ли тем, что Д.Андреев назвал «рождающейся религией итога»? Скажу одно: её нельзя искусственно «спроектировать»; если опыт подобных переживаний органически приобретет некоторую интерсубъективность и выльется в адекватные для неё формы, то, стало быть, так и будет. * Вот описание языческого пантеизма, данное Э.Сетон-Томпсоном в его повести «Рольф в лесах»: « Было раннее весеннее утро…. Куонеб, последний в роде Мианос-Сайневе, вышел из своего вигвама…. Поднявшись на самую верхушку огромного утеса, он остановился, молча ожидая, когда над морем…блеснут первые лучи восходящего солнца. Наконец золотые лучи сверкнули из-за гряды облаков. И Куонеб запел хвалебную песнь восходящему солнцу: О солнце, солнце, глянь из облаков, Пролей на все животворящий свет! Привет тебе, владыка мира, солнце». А вот пантеизм ХХ столетия – впечатления Д.Андреева от ночлега в брянских лесах: «И когда луна вступила в круг моего зрения, бесшумно передвигаясь за узорно-узкой листвой развесистых ветвей ракиты, начались те часы, которые остаются едва ли не прекраснейшими в моей жизни. Тихо дыша, откинувшись навзничь на охапку сена, я слышал, как Нерусса струится не позади, в нескольких шагах за мною, но как бы сквозь мою собственную душу. … Торжественно и бесшумно в поток, струившийся сквозь меня, влилось все, что было на земле, и все, что могло быть на небе. В блаженстве, едва переносимом для человеческого сердца, я чувствовал так, будто стройные сферы, медлительно вращаясь, плыли во всемирном хороводе, но сквозь меня; и все, что я мог помыслить или вообразить, охватывалось ликующим единством. Эти древние леса и прозрачные реки, люди, спящие у костров и другие люди, … храмы со священными изображениями, моря, неустанно покачивающиеся, и степи с колышущейся травой – действительно все было во мне той ночью, и я был во всем». ** Достаточно вспомнить истории из Ветхого завета: бесконечные препирательства Яхве с «избранным народом», чудесная помощь, гнев за неблагодарность и т.д. и т.п. И то, что подобное воспринималось как священное предание, что люди верили «пророкам» и знамениям, лишний раз свидетельствует, что о норме человеческой говорить пока рановато. 317.Философско-мировоззренческий аспект. Сейчас можно услышать и то, что каждый имеет право на свое мировоззрение и свою философию, и то, что ни то, ни другая вообще не нужны. «Homo ludens» - что с них взять…. Если вы хотите играть и себя показывать, тогда, конечно, так. Если же вы предпочитаете порядок и сами хотите участвовать в его создании и поддержании, то, разумеется, не так. А как? Принцип соборности дает четкий ответ: будучи участником Общего дела, вы должны понимать и принимать его стратегию; будучи индивидуальностью, вы сохраняете принимаемую этим Общим делом неповторимость в своих переживаниях и поступках. Иными словами, вы владеете интерсубъективной мудростью вашей общности, культуры и принимаете их смысл жизни; но никто не посягает на смысложизненную уникальность вашей экзистенции. Это совершенно непонятно для тех, кто видит «свободу личности» в отличиях, во что бы то ни стало: демонстративный (и порой очень выгодный) «нонконформизм» («Я не такая, я вся иная», «Непредсказуемая я вся»; до чего же это все нелепо). Но, в самом деле, если я разделяю антропокосмистское отношение к миру как к Дому и Саду, то кто мне мешает по-своему строить свой дом и выращивать свой сад (если, само собой, от них не исходит опасность пожара и не распространяются сорняки)? Или, разделяя принцип воли к любви, любить того, кого я хочу и так, как я хочу (опять-таки, при условии, что это моё «так» не взрывает развивающуюся гармонию)?- «Так вот это-то и есть нарушение моих свобод и прав!» - Да почему же?! Почему вы индивидуальность понимаете как отрицание общности, а свободу как своеволие? Если таково ваше мировоззрение, то нам, действительно, не по пути. Суть дела в том, что свобода не должна быть гибельной для целостности любого масштаба: от индивидуальности до становящегося мирового всеединства. И, если частный интерес индивидуальности вступает в антагонистическое противоречие с её целостностью и целостностями другого уровня, то идти на поводу такого интереса – не свобода, а вздорное своеволие. Вот, если хотите, стержень мировоззрения и философии развивающейся гармонии. Так как же можно идущим по этому пути обойтись без усвоения общего мировоззрения и философии? 318.Естественно, все не могут овладеть мировоззрением и его философским обоснованием в одинаковом объеме и с одинаковой глубиной. Объем и глубина должны быть установлены относительно избираемого социального статуса и принимаемой на себя ответственности. Одно дело быть добропорядочным часовщиком, другое – руководителем. Но как можно сознательно избирать курс жизни общества и его руководство, если вы разбираетесь в принципах устройства общественной жизни и её идеалах, как я, скажем, в хирургии или китайском языке? Если вы претендуете на «равноправие», то извольте овладеть хотя бы минимумом знаний, необходимых для взятия на себя требуемой ответственности. Причем не формально овладеть, не отбарабанить на экзамене и тут же забыть. Требуется гораздо более сложное: уметь применять общие (и потому с неизбежностью абстрактные) мировоззренческие принципы и положения философии в многообразии конкретных жизненных ситуаций. Выполнение этого требования означало бы радикальный переворот в организации образования, воспитания и человеческой деятельности в целом. Подавляющее большинство людей к этому совершенно не готовы. У них есть знания и навыки в профессиональной сфере, неформальные, как правило, навыки поведения в остальных сферах жизни, и у некоторых – для украшения и самолюбования – разрозненные «перья» различных модных или традиционно принятых «учений». Конечно, куда приятнее показать знакомство с туманными пророчествами Библии, Корана или Агни-йоги (культурный человек!), чем реально пронизать свое конкретное поведение руководством со стороны абстрактных положений. Придется ещё раз уточнить, что никакая система абстракций недостаточна для решения нестандартных задач, но сейчас речь идет о том, что она необходима для организации жизни в духе развивающейся гармонии целого и его целостных частей. Ибо такая гармония невозможна без освоения её стратегии и без рефлексии со стороны её участников, наделенных разумом. Итак, мировоззрение и философия не нужны Homo vulgaris и Homo ludens. Но без имманентного усвоения их нет Homo sapiens. 319.Три итога. В заключение я хочу сначала сделать итоговое противопоставление человеческого идеала с позиций развивающейся гармонии его антиподам по основным позициям: в качестве природного индивида, социальной личности и индивидуальности и по отношению к объективной, субъективной и трансцендентной реальности. Затем представить себе проявления идеала на примере повседневного поведения. И, наконец, сформулировать краткие заповеди. 320.Итоговый портрет: идеал и его антиподы. В отношении к человеческой природе наш антипод это смесь хищного вожделения («взять свое») и пренебрежения к Другому и Целому с подчинением социальной моде (от «коль не куришь и не пьешь, то здоровеньким умрешь» до истощения себя диетами и лечения уриной). Наш идеал – «дитя природы», чистое и здоровое, открытое простым радостям мира, закаленное и тренированное – не для рекордов, а для сохранения той же радости и умения преодолевать трудности. Как личность наш антипод ориентирован на выгоду и престиж, на хитрожопое «устроиться в жизни» («хочешь жить – умей вертеться»). Он живет в мире условного знакового общения (от «Что будет говорить княгиня Марья Алексеевна» до «письма» Дерриды и прочих «дискурсов»), показухи, обмана и самообмана. Такие люди вечно завидуют, принюхиваются, примериваются друг к другу в хаосе «ловли рыбки в мутной водичке» - авось, что выгорит. Наш идеал это человек призвания, долга, честного общения и честного отношения к самому себе. Он стоик, а не прагматик. Он любит свое и Общее дело и всегда стремится к совершенству, но не для самодемонстрации, а во имя развивающейся гармонии во всем. Он способен договариваться и уступать не по принципу «я – тебе, ты – мне», но, опять-таки во имя сохранения и упрочения становящегося всеединства. Добрую слабость он сочетает с созидательной силой и умением найти средства для отпора злу. Он надежен в деле и справедлив в общении. Как индивидуальность наш антипод – эгоцентрик, ориентированный на самовыражение, самоутверждение и самолюбование. Наш идеал – душевно-духовный человек, знающий счастье внутренней жизни своей души, способный к сопереживанию с другими душами, руководствующийся совестью в отношениях с другими индивидуальностями, обладающий сопричастностью к духовной основе бытия, преданный воле к любви, а не воле к власти. 321.Объективная реальность для нашего антипода – либо предмет беззастенчивой эксплуатации, либо источник принуждения, от которого приходится спасаться бегством в иллюзорные миры, порождаемые алкоголем, наркотиками, искусственной «виртуальной реальностью». Наш идеал относится с должным уважением к законам объективной реальности, и, в то же время, стремится увидеть стоящую за ней реальность субъективную, «сокровенное внутреннее вещей» (Т. де Шарден), «согреть её своим дыханием» (С.Н.Булгаков). Собственная субъективная реальность для нашего антипода есть нечто непогрешимое, заслуживающее всех «прав и свобод», а чужая – досадная помеха, объект экспериментов и претензий, источник удовольствий и развлечений, в лучшем случае – субъект взаимовыгодного договора. Наш идеал понимает, что в основе субъективности лежит неповторимость душевного, экзистенциального начала, но знает и об общности переживаний, создающей интерсубъективность и взаимопонимание. Он ищет истину, правду и синтонность, а не громкую славу. Способность уступать означает у него и способность прощать, быть толерантным к несовпадению индивидуальностей. Если это несовпадение не переходит в эгоцентрическое разрушение гармонии – в противном случае, не испытывая ни мстительности, ни злорадства, он занимает по отношению к злу «хирургическую» позицию. Злую субъективность он не любит, и щеку её носителям не подставляет. Он берет на себя риск судить зло и не боится сам предстать перед справедливым судом. Свобода для него неотделима от ответственности и состоит в свободе творчества по совершенствованию мира и самого себя, а не в субъективистском произволе. Это свобода претворять навоз в янтарь винограда, а не забрызгивать мир навозом. Трансцендентная реальность для нашего антипода – предмет веры в чудеса, источник сверхъестественной помощи, возможность магического воздействия на мир. Общение с духом не носит у него экзистенциальный характер, его эмоциональность не идет дальше экзальтации. По сути дела реальность духа для него просто более могущественный («всемогущий» в монотеистических религиях) субъект, который в ответ на абсолютную веру и послушание гарантирует успех, а хорошее поведение поддерживает «страхом божьим». Наш идеал видит в общении души с духом основу любви к бытию в его стремлении к целостности, к развивающейся гармонии, сердечного единства с миром. 322.Итак, идеал человека в мировоззрении развивающейся гармонии есть идеал взаимодополняющего единства всех его сущностных сторон, органического единства в многообразии. И только такое единство может быть условием единства людей в обществе, общества и природы. Такой человек чувствует себя дома и в своей душе и в мире, ибо и там, и там он переживает сопричастность духу. Рационалист в средствах, он иррационалист в переживаниях. Мир для него не биржа, не фабрика и не курилка. Его деятельность в мире – это «внехрамовая литургия» (Н.Федоров): ответственно и с любовью совершенствуемые Дом и Сад - его Храм. Вслушиваясь в душевно-духовную жизнь бытия и уважая его объективные законы, он не видит себя лишь функцией последних, но сам выбирает Путь и как в виндсерфинге оседлывает волны. И тем самым создает новое бытие в свободном творчестве, принимая при этом неизбежность риска и, выходя за пределы меры, перед безмерностью не преклоняется. Его мера творчества и приятия мира зиждется на неприятии зла. Он радостен и серьезен. Глаза и душа его распахнуты для счастья, но внутренне он собран и готов - и к объективным трудностям и к борьбе с субъективным злом. Он спокоен, в нем нет суеты и истеричности, он оптималист во всем. У него нет ни нужды, ни желания ни рычать, ни грызться, ни «преступать», ни подстраиваться. Но, когда нет иного выхода, он способен собраться и ответить на Вызов по максимуму. Каждое мгновенье его жизни, каждый поступок пронизан вечностью, фундаментальным настроем воли к любви, базовыми ценностями, идеалами и общими принципами мировоззрения. И делается это без усилий и напряжения, такое единство стало органическим. Развивающаяся гармония бытия структурирует его быт и будни, а не наоборот. *** 324.О заповедях. От «золотого правила» морали и заповедей Моисея и Нагорной проповеди Христа до «Морального кодекса строителя коммунизма» - опыт «заповедного» регулирования человеческого поведения достаточно обширен. Но все эти заповеди, наряду с верными установками, содержат в себе один общий недостаток: они безотносительны. Заповедь гласит «не убий», но абсолютное следование ей (как в теории ненасилия Л.Толстого или современной практике отмены смертной казни) ведет к абсурду. Люди убивали и будут убивать, и, следовательно, если заповедь хочет быть конкретным правилом, надо оговорить условия её применения. «Следуй закону» - призывают нас, но люди нарушали и будут нарушать неправые и нелепые законы. Стало быть, «право на пре-ступление» (если, допустим, вступают в противоречие норма закона и требование совести, или закон явно несправедлив, содержит в себе нарушение принципа равенства перед законом) также должно быть специально рассмотрено и предусмотрено. Даже «золотое правило» или кантовский категорический императив легко может подвести. «Не делай никому такого, чего бы ты ни хотел, чтобы сделали тебе» (или «поступай так, чтобы правило твоего поведения могло стать общим правилом»). Конечно, можно привести множество примеров, для которых эти требования справедливы, начиная с классического: возвращай долг, если не хочешь, чтобы тебе его не возвратили. Но даже в самых, казалось бы, очевидных случаях мы можем натолкнуться на непредвиденные осложнения. Кто хочет, чтобы его оскорбляли и мучили? – Мазохист. Кто хочет смерти самому себе? – Смертник, обеспечивающий материальным вознаграждением жизнь семье и мечтающий о собственном вознаграждении в раю. Кто хочет укоротить себе жизнь, но зато предаваться порочным склонностям? – Уместнее спросить, кто не хочет…Множество ненормальных черт поведения становится общим правилом, и человечество худо-бедно продолжает существовать, но вряд ли стоит закреплять их «всеобщность». Люди неравны (по своей, прежде всего, направленности) – хотя бы это надо помнить в качестве условия реального применения заповедей. 325.Чтобы как-то преодолеть все эти трудности, надо, прежде всего, разделить требования, заявляемые под именем заповедей, на три разных вида: заповеди - общие принципы, заповеди-афоризмы и заповеди - конкретные правила. Общий принцип безусловен по отношению к двум последующим видам, поскольку он задает критерий, которому должны соответствовать любые другие правила, формулируемые в рамках данного мировоззрения. В мировоззрениях монотеистических религий таким принципом является безусловная вера в Бога, готовность отречься от всего во имя этой веры; в коммунистической идеологии – преданность коммунизму; в расистских построениях – процветание «высшей расы»; у Ницше – возрастание воли к власти. Сфера действия заповедей-правил явно или «по умолчанию» обусловливается соответствующим высшим принципом. К примеру, запрет на убийство или требование любви распространяется только на «ближних». В Ветхом завете или в националистических идеологиях «ближним» оказывается представитель «избранного народа»; у коммунистов мораль подчинена требованию «борьбы за коммунизм». В Новом завете, вроде бы, «ближний» - это уже любой человек, и даже предлагается возлюбить врагов своих. Своих – но не врагов Бога; разумеется, не имеется в виду, что следует возлюбить дьявола и не бороться с ним. Ну а представить своего врага (или даже жертву своих амбиций) как неугодного Богу – не так уж трудно («С нами Бог!» - как же иначе?!). Что касается заповедей-афоризмов, то их отличает возможность достаточно широкой интерпретации, отсутствие конкретных жестких указаний. Это, так сказать, указания возможных направлений поведения, в которых лишь имплицитно может прослеживаться какой-то общий подход, а то и просто возможный вариант («информация к размышлению», риторический призыв). Такие пожелания, наверное, содержатся и в этой книге, но из них не образуется некий свод правил, «кодекс».* * Поясню примерами. 11-ый тезис Маркса о Фейербахе: «Философы до сих пор объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». В более общей и краткой формулировке современного философа Ю.Фомина: «Совет много знающим: действуйте». Афоризмы могут открыто и не призывать к действию, но это подразумевается, если воспринимать их в контексте общего настроя автора. Таких высказываний полно у Ницше: «Кто знает себя глубоко, заботится о ясности; кто хотел бы казаться толпе глубоким, заботится о темноте». Или: «Смеяться – значит быть злорадным, но с чистой совестью». 326.Общим принципом, безусловным началом антропокосмистского мировоззрения является стремление к развивающейся гармонии. Всё остальное совершается во имя её. И, если это условие соблюдается, то данный принцип конкретизируется в ряде требований (заповедей), относящихся к любым проявлениям человека в любых сферах бытия и деятельности. 1.Заповедь соборности: в Общем деле становления развивающейся гармонии самоценность целого и индивидуальностей признается друг другом на основе воли к любви. 2.Заповедь единства вечности и мгновенья: В каждом мгновенье – вечность. Умей это увидеть, оценить и поступать в соответствии с этим. Не унижай суетой сует священнодействие жизни. 3. Заповедь меры: никогда не забывай о мере присутствия развивающейся гармонии; тем более при выходе за уже имеющуюся меру. Иными словами: будь оптималистом во всем – даже если приходится напряженно поработать на максимум. 4.Заповедь благоговения перед жизнью: жизнь, устремленная к развивающейся гармонии, прекрасна; не порть ее, не вреди и, если можешь - помогай. 5.Заповедь мужества: жизнь бывает ужасной; будь готов нести последствия риска, ошибок, трагичности бытия. 6.Заповедь оптимистической справедливости: сначала найди хорошее, потом отрицай плохое. 7.Заповедь борьбы со злом: противопоставь злу силу, но не делай из неё культ. 327.Предыдущие заповеди конкретизируют общий принцип развивающейся гармонии, а теперь сделаем следующий шаг – конкретизируем их применительно к различным сферам деятельности. 1.Уважай права Другого – не применяй насилия ради своих интересов, не эксплуатируй, не кради. 2.Не самовыражайся во зле (в мести, в злословии, унижении, оскорблении, издевательстве, лишении жизни) 3.Не будь амбициозен, не строй храмы на костях. 4.Не лги и не обманывай – ни других, ни себя. 5.Будь чистым в помыслах и не подозревай заранее в грязи других. 6Умейте добровольно уступать друг другу: мир и доверие важнее вырванного куска. 7.Прощайте друг другу незлонамеренные ошибки, но не поощряйте самолюбивую упертость: каждый может ошибаться, но каждый же должен честно осознавать это. 8.Будь благодарным, но не ищи благодарности. 9.Не унижай себя завистью. 10.Не разрушай существующий порядок, если не можешь создать лучшего; будь обязательным и точным во имя сохранения уже достигнутого и творчества нового порядка. 11. Не будь жадным рабом потребностей. Ты человек – они тебя должны слушаться. 12.Не забывай: свобода и ответственность – две стороны одной медали; свободный поступок пусть будет поступком ответственным – созидательным, добрым, умножающим красоту. 13.Будь рационален в выборе средств, когда приходится вступать в общение с теми, кто выходит за пределы любви и соборности; не забывай, что это всего лишь необходимые средства – не загрязняй ими свою душу. 14.Не роняй своего достоинства на то, чтобы обижаться и обижать, не разрушай этим развивающуюся гармонию в себе и в Общем деле; возмездие злу должно быть справедливым и эффективным, но не мстительным. 328.Простой призыв. Да, простой, наивный и, увы, пока несбыточный… Люди! Ну, зачем вы суетитесь, грызетесь, интригуете, кривляетесь, уничтожаете друг друга и этот прекрасный мир?! Разве ваши технические возможности не позволяют уже давно жить мирно, спокойно, радостно, в любви, а не в вечной склоке? Ах, таковы законы жизни.… Да не жизни, а того, что вы из неё делаете! Чего вам не хватает – так это чувств, ума и воли, чтобы осуществить радикальную переоценку ценностей, революцию духа и перейти к жизни, о которой уже давно мечтают, к которой уже давно призывают лучшие из вас и условия для которой они же во многом уже подготовили. Посмотрите в себя и вокруг себя! Пора, пора переходить Рубикон… Общество и ноосфера 329.Общие принципы и структура проблемного поля. Нет человека вне общества и нет общества вне природы. Провозглашение одного из этих трех начал абсолютной доминантой ведет к борьбе на взаимное уничтожение, которое в принципе является пределом, а при современных технических средствах и характере массовой культуры – реально приближающейся планетарной катастрофой. Дабы избежать этого, нет иного пути кроме как ориентации на ноосферное единство человека, общества и природы. Достижение такого единства предполагает следующее: - разум отдельных людей и общества в целом направляется признанием самоценности индивидуальности, общества, природы в её негэнтропийных проявлениях (волей к любви) и высшей ценностью развивающейся гармонии целого, образуемого единством названных трех начал (ноосферы); - для организации ноосферы общество само должно стать ноосферным, т.е. располагающим условиями для бытия ноосферного человека и развития негэнтропийных проявлений природы; - единство в многообразии, как основной принцип организации ноосферы в целом и ноосферного общества, конкретизируется в принципе антропокосмистской справедливости: отношение к человеку, обществу и природе с позиций их ориентации на развивающуюся гармонию ноосферы и вклад в это Общее дело; тем самым самоценность разнообразия дополняется и корректируется самоценностью единства, что, собственно и обеспечивает органическое единство единства и многообразия. 330.В развитии человеческого общества можно выделить три этапа, два из которых реализованы, а третий относится к области возможностей и идеалов. Первый период это доцивилизационное общество, в котором господствует натуральное хозяйство, направленное на удовлетворение непосредственных потребностей. Второй – цивилизация, начавшаяся с возникновения прибавочного продукта, максимизация которого в качестве товара становится основной целью развития. Этот период длится до сих пор и имеет самые катастрофические последствия наряду с бесспорными достижениями, дающими пищу для усмотрения благоприятных тенденций и надежд на реализацию более достойных идеалов. Общим для самых различных представлений о характере третьего – постцивилизационного – периода является вера в торжество человеческого разума и лучших душевных устремлений. Альтернативой такой вере выступает постмодернистская концепция «конца истории», отказ от идеалов. Не разделяя такого подхода, мы не предаемся и соблазну абстрактной веры в «человечество вообще». *** 332.В чем суть «абсолютного идеала»? Господствующие ныне идеалы культуры Запада делают акцент на свободу самовыражения личности, могуществе и богатстве по максимуму. Практически это выражается в превалировании таких областей человеческой жизни как экономика и игра – от политических интриг до самозабвенного выпендрежа «элиты» и развлекаловок «массовой культуры». В самом начале ХХ века А.В.Сухово-Кобылин писал о двух «экстремах» человеческого развития – «человеческом стаде» («почин») и «Божьей общине» («конец»). Процесс движения от первого ко второму он называл «одухотворением человека». Несколько позднее П.И.Новгородцев в качестве идеала общественного устройства провозгласил «агиократию» - власть святынь. Я бы не стал трактовать эти идеи обязательно в прямом религиозном смысле. Суть их глубже: речь идет о смене воли к власти, субъектно-объектного отношения к жизни на волю к любви, диалогу и сотворчеству, субъектно-субъектный взгляд на вещи. Иными словами, примат экономики должен уступить место примату правды•, а игра стать добрым, а не властным самовыражением. Производство, экономика, цивилизация в целом должны служить культуре••, в то время как ныне культура либо лишь приукрашивает цивилизацию, либо развивается подпольно. И так было всегда: власть имущие и их шестерки грабили, жрали, куражились, а где-то в келье или на мансарде создавались подлинные человеческие ценности. Но использовались они по принципу «Знание – сила», т.е. опять-таки во имя воли к власти. Теперь же все достижения пусть послужат другому принципу: «Взаимопонимание - мудрость». Не бесконечной «борьбе всех против всех», слегка скрашиваемой юридическим лицемерием, но развивающейся гармонии человека, общества и природы. Активность не во имя господства, но во имя согласия. И не потому, что иначе Бог накажет, а потому, что мы сами делаем такой выбор. • Современные авторы В.Ф.Педоренко и Р.А.Педоренко так пишут об этом: «Правда – это определенные отношения, которые складываются между людьми при эквивалентном обмене между собой и внешней средой… Отношение правды – более высокий (по сравнению с экономикой – В.С.) вид отношений, когда в расчет принимается не только труд, но природа и сам человек». ••М.Пришвин образно выражает эту мысль: «Индейцы – это не значит контркультура, а, напротив, это те, кто признает цивилизацию, которая движет культуру». (Для непонятливых, а таких, увы, большинство, пришлось бы пояснить: имеется в виду романтический образ «индейцев»). 333.Доброе единство добрых в своей направленности искусственного и естественного – вот что нужно. Добро - это внутренняя ориентация на единство, но на основе признания самоценности друг друга; а потому доброе единство не может быть основано на насилии над доброй индивидуальностью. Свободное саморазвитие не исключает, но предполагает свободно принимаемую на себя ответственность друг перед другом и развивающейся гармонией целого. Я не хочу «бороться». Я хочу работать. Создавать, а не «пробивать». Мой образ нормальной жизни: иметь свой участок, где я свободно могу самореализоваться в контексте развивающейся гармонии целого. И без необходимости рычать и грызться. 334.Но мой идеал – не анархистская утопия. За такую жизнь, во-первых, придется побороться, и очень сильно. Чтобы произошла успешная революция слабых и добрых (не рвущихся к власти), они должны в определенных отношениях стать сильными. Во-вторых, в рамках желаемого единства всегда обнаружится различие его участников по степени реальной зрелости: хотеть – одно, а знать и уметь – другое. Есть природа («братья меньшие»), не обладающая человеческим разумом, есть дети, есть, наконец, пусть добрые, но более слабые люди. И всем этим надо управлять, организовывать, не полагаясь только на самоорганизацию. В-третьих, всегда есть опасность агрессии со стороны зла внешнего и возможность внутреннего перерождения в сторону зла. А чтобы сопротивляться злу, нужна сила. Не хочется бороться, а приходится. Стало быть, нужна власть без воли к власти: неизбежное насилие, не перерождающееся в потребность самоутверждения через насилие. Что же это за «безвольная власть»? Нет, она должна быть весьма волевой и радикальной. Только это не воля к власти, но активный модус воли к любви: воля к защите развивающейся гармонии. 335. Вот мы и вышли на фундаментальное противоречие и порождаемую им проблему всех проблем: как быть достаточно сильными, чтобы свергнуть власть хищников-деструкторов и держать их в узде, не исповедуя культ силы? Ведь попытки реализации христианских и коммунистических идеалов сломались именно на неумении теоретически и практически удовлетворительно ответить на этот вопрос (и иезуиты, и большевики с одной стороны, и толстовство и интеллигентская тоска по «социализму с человеческим лицом» - с другой; фашизм, естественно, также не может быть принят в качестве удовлетворительной альтернативы). Чтобы наш идеальный проект не оказался утопией (или, чтобы убедиться в его утопичности), надо выявить совокупность основных проблем, стоящих на пути его реализации, и предложить затем их возможные решения в рамках разрабатываемого идеала. Системный подход к решению такой задачи требует представить жизнь общества как определенную структуру, в базовых элементах и отношениях которой возникают соответствующие проблемы. *** 340.Основные проблемы. Теперь наша задача сформулировать те узловые вопросы, без ответа на которые можно было бы сформулировать в значительной степени беспроблемно; но его основное условие – наличие «коллектива равных», увы, отсутствует. А оптимизация приближения к нему в условиях несовместимости ценностных ориентаций, идеал среднего уровня не может быть построен без ответа на вопрос о принципах организации такого общества. Тем более это относится к «идеалу-минимуму». Реализация идеалов в духовной и материальной сферах жизнедеятельности, в сфере формирования человека, в конечном счете, зависит от организации общественной жизни в целом. Отталкиваясь от этого соображения, назовем «камни преткновения» на пути поиска идеального общественного устройства. 341.Проблема власти. Естественно желать равенства людей в решении общих вопросов их жизни. Но это пожелание является опасной иллюзией, источником обмана и самообмана в условиях реального неравенства человеческих устремлений и возможностей. Фактически до сих пор властью всегда злоупотребляли хищники-деструкторы, манипулирующие «биомассой» конформистов. Все попытки «восстановить справедливость» напоминают такую ситуацию, как если бы миролюбивые и добрые собаки решили бы избавиться от власти ротвейлеров, пригласив для этой цели питбулей. Необходима такая система власти, которая бы обеспечивала быстрейшее выявление и подавление зла средствами, не порождающими нового зла. Как соединить эффективность власти и гарантии против опасности её перерождения в сторону самоупоения и произвола? Как пройти по лезвию бритвы между бессильной и лживой «демократией» и сильной, но злоупотребляющей своей силой и несправедливой диктатурой? До сих пор этот вопрос не имел удовлетворительного решения – ни теоретически, ни тем более практически. 342.Проблема «испорченного телефона». Всегда ли будут непризнанные провидцы, а затем – посмертный конформизм к их идеям с диким искажением оных? Как сделать так, чтобы «троечники» не попадали в храм реализации идеалов и не создавали бы там свои мафии? Мало поставить во главе общества добрых мудрецов и предохранить их власть от перерождения, надо ещё обеспечить воплощение их идей по цепочке «замысел – организация - реализация» с минимальными потерями. 343.Проблема «разумных потребностей». Как провести корабль общества между Сциллой и Харибдой утопической регламентации потребностей с помощью какого-то неизменного (или лишь директивно изменяемого) их списка и обожествления их неконтролируемого (ни извне, ни изнутри) роста? Между нищенским идиотизмом «реального социализма» и аскетического сектантства с одной стороны и разнузданной шизофренией «рыночного общества» с другой? А ведь оптимизация потребления явно способствовала бы оптимизации производства, влекущего нас к глобальной катастрофе, и вызывающе несправедливого распределения. 344.Проблема собственности. Как найти баланс между индивидуальной и общественной собственностью? Абсолютизация первой из них ведет к индивидуализму, конкуренции и порождает возможность эксплуатации человека человеком. Абсолютизация второй превращает общественную собственность в ведомственно-государственную (как было в Советском Союзе), способствует усилению бюрократии сверху, а внизу порождает безразличие и безответственность, переходящие во всеобщее разворовывание. К тому же в информационном обществе возникают специфические проблемы, связанные с расширением понятия собственности за традиционные пределы материальной сферы. Как сделать, чтобы наличие разных форм собственности стимулировало свободу и инициативу с одной стороны и порядок и соблюдение общих интересов с другой, а не использование преимуществ собственников в их конкурентной борьбе? 345.Проблема денег. Деньги давно превратились из средства регуляции в сфере распределения, всеобщего эквивалента в отчужденное от их реального источника («Деньги не пахнут!») средство достижения преимуществ в жизненной борьбе. Как хочется «найти кошелек за ближайшим углом», выиграть, получить неожиданное наследство и т.п. и стать свободным и сильным, удовлетворить все свои желания! Естественно, соображения справедливости, принцип «каждому по его труду» при этом напрочь забываются. Скучно, мол, всё это и вообще «не учите меня жить». Не случайно и при «социализме» была забыта идея Сталина отказаться, в конечном счете, от денег, а позднее не нашла понимания и поддержки программа Глушкова, направленная на замену денег безналичными компьютеризированными расчетами. Страх перед лишением «свободы» и надежды на «счастливый случай» (авось, именно мне удастся урвать изрядную долю отчужденного эквивалента моего счастья) очень велик! Как преодолеть миф об утопичности избавления общества от краеугольного камня спекуляции, ростовщичества и преступности? 346.Проблема свободы и ответственности. (прав и обязанностей). Снова две крайности: абсолютная свобода от любых внешних зависимостей или абсолютная ответственность перед внешним (государством, кланом, Богом), третирующая внутреннюю свободу как индивидуалистическое своеволие; модели либерального и тоталитарного устройства общества и характера личностных ориентаций. Человек для субботы или суббота для человека? Самовыражение без «заранее выбранного масштаба» или «я отвечаю за всё»? Переход от взаимоисключения к взаимодополнению здесь пока не совершен. Абсолютная свобода таит в себе опасность разрушения бытия, в том числе саморазрушения. Но деструктор не может без произвола, а созидатель без творчества – таковы две стороны медали человеческого бытия. Абсолютная ответственность чревата занудством, ханжеством, садомазохизмом и под конец – бунтом. И все же человека равно нет без ответственности, как и без свободы. Ибо как субъект он живет в «царстве свободы», но как один из элементов объективной реальности, наделенный исключительными возможностями воздействия на эту реальность, он не может не жить в «царстве необходимости». Какими должны быть менталитет, право, мораль общества, чтобы найти приемлемое решение? 347.Проблема единства и многообразия. Решение глобальных проблем и вообще масштаб деятельности современного человечества требует его единства. А уже сложившиеся и вновь возникающие индивидуальности (как личностные, так и групповые: «симфонические личности» наций и иных носителей общего менталитета) и вообще возможность развития требуют свободы своеобразия. «Превратим всех в функционеров всемирного производства и потребления, в марионеток «массовой культуры» - говорят «глобалисты» в плохом смысле этого слова. «Умрем, но не поступимся нашим «лица не общим выраженьем» - возражают антиглобалисты. «Все мы перемешаемся в грядущем интернациональном человечестве» - утверждают одни. «Возродим и сохраним навеки все атрибуты нашей нации (культуры, религии)» – провозглашают другие. Где же, опять-таки, оптимальное решение? 348.Проблема занятости. Два предыдущих столетия прошли под знаком борьбы за увеличение свободного времени, на которое возлагалась надежда как на гарантию всестороннего развития человека. И вот, когда в тех же США более 90 % работоспособного населения занимаются переработкой информации, а рабочий день продолжает сокращаться, массы людей буквально сходят с ума, чтобы чем-то занять себя в это самое свободное время. А характер деятельности в рабочее время, распределение рабочей силы по различным сферам настолько изменились, что Homo faber явно вытесняется Homo ludens. Рост занятости в сферах обслуживания, индустрии развлечений, создании разного рода виртуальной реальности, манипулирования сознанием и т.п. явно не способствует формированию здоровой психики и серьезного отношения к жизни. А само свободное время в условиях, создаваемых перечисленными видами деятельности, ещё более развращает человека, шизофренирует его жизнь. Грубо говоря: так чем же занять людей, чтобы они не губили самих себя и окружающий мир? Или пустить все на самотек по принципу «есть спрос, будет и предложение»? Но я (и, надеюсь, не я один) не хочу жить в обществе, которое бы окончательно приняло последний вариант. 349.Проблема отцов и детей. Это очень многогранная проблема. Люди не научились эффективно воспитывать подрастающее поколение, так чтобы оно принимало эстафету всего лучшего из достигнутого предками. «Конфликт поколений» отнюдь не неизбежность, если бы семья и школа действительно выполняли свои функции. Мы явно производим на свет больше детей, чем способны их удовлетворительно воспитать. А все ухудшающаяся наследственность делает проблематичной успешность самоформирования. Когда видишь эти стада молодежи – возбудимые, сексуально развращенные, раскормленные чипсами, гамбургерами и пепси и, в то же время, мало способные к серьезным физическим (а тем более умственным и духовным) усилиям, становится страшно. Первая же реакция на грубых («маскулизированных») раскрашенных и циничных молодых самок и столь же грубых и жестоких, хотя и изрядно «феминизированных» молодых самцов – брезгливость: «Это люди?!». Что толку, если даже удастся создать идеальные социальные структуры, если они достанутся таким дебилизированным наследникам… *** КОНТУРЫ ПУТЕЙ 462.Проблемная ситуация заключается в следующем: - в общем виде сформулированы идеалы ноосферного мировоззрения развивающейся гармонии; имеется достаточный задел научно технических знаний для начала их реализации; - однако реально человечество идет совершенно иным путем; к радикальной смене курса не готовы массы, его в принципе не может принять «правящее меньшинство»; более того, нет и сплоченной группы единоверцев и единомышленников (консорции); - таким образом, налицо явное противоречие между грандиозностью идеальных целей и почти нулевым состоянием средств в части тех субъектов, которые хотели бы и могли ради этих целей что-то сделать. 463.С чего начатьработу по оценке возможности разрешения проблемной ситуации? Самая общая оценка позволяет дать два альтернативных заключения.1. Наш идеальный проект – очередная утопия. 2. Всё же имеются шансы для начала его реализации. В первом случае придется утешиться тем, что и отрицательный результат – тоже результат, а затем подумать о способах существования утопистов в обществах, которые на дух не принимают их утопий. Во втором случае предстоит сначала выяснить возможности формирования Консорции и характер её деятельности по системному совершенствованию идеального проекта, основы которого были мной представлены. Затем рассмотреть сценарии возможного развития современного человечества и одновременно – возможность и характер практической деятельности Консорции в рамках каждого из сценариев. Начнем с попытки анализа второго – оптимистического – заключения, не исключая того, что в ходе его придется вернуться к заключению пессимистическому. Итак, приступим. В поисках консорции *** 466.Исходный материал. Разделим людей, к которым, казалось бы, имеет смысл обращаться, на три группы: ученых, художников, практиков. Понятно, что в каждой из них нет смысла иметь дело с ярко выраженными деструкторами и конформистами. Но вся беда в том, что в одном и том же человеке основные аксиологические типы могут причудливо переплетаться. И даже если созидательность явно доминирует в их профессиональной деятельности, ещё нет гарантий, что из-за других своих особенностей они не окажутся пригодными для участия в Консорции. Но прежде чем приступить к анализу этой проблемы, расставим предупредительные знаки относительно контактов с деструкторами и конформистами. 467.Деструктор-практик вообще не станет тратить время на общение с утопистами. Властно и пренебрежительно он «поставит их на место». В «лучшем» случае снисходительно использует в качестве идеологической обслуги. Деструктор-теоретик, может быть, постарается приручить в качестве «последователей», а если не удастся, – оттолкнет, попутно дискредитируя. Деструктор - художник в аналогичной ситуации закатит демонстративную истерику и постарается «стереть в порошок». Практики-конформисты отмахнутся; конформисты-теоретики тоже отмахнутся, как от не относящихся к их «научной школе» и потому «странных каких-то»; художники-конформисты презрительно взглянут как на «несовременных». И никто из названных не захочет и не сможет конструктивно сотрудничать. Не стоит этому удивляться, не стоит расстраиваться и тратить на этот неподходящий материал свои силы. Таков краткий итог моего печального жизненного опыта; но расставаться с наивными надеждами («Ну как же, ведь я им так ясно излагаю») было нелегко. Друг мой и последователь, если ты появишься: с самого начала не надо бессонных ночей и горьких обид по поводу непонятости. Так и должно быть: если бы они могли понять, то и бороться бы не с кем было. 468.Итак, почему же трудно договариваться и с теми, у кого достаточно четко выражена созидательная ориентация? Я думаю, что это связано со следующими особенностями таких людей: - созидательная ориентация и хорошие результаты в одной какой-то области не гарантируют обязательного стремления поместить свои интересы и результаты в целостный контекст человеческой деятельности, и потому все находящееся за частными пределами может презрительно квалифицироваться как «Ну это уже философия»; напротив, «престижным» оказывается дотошность и эрудированность в отдельных фрагментах бытия и деятельности, мировоззренческие проблемы объявляются «идеологией», общие стратегические ориентиры и установки – «пустыми абстракциями»; - если же интерес к целому проявляется, то успехи в своей частной области легко придают самоуверенность: «Уж если я сильный математик (физик и т.д.), то с этой «лирикой» легко справлюсь»; - выстраданная новизна взгляда часто делает невосприимчивым к чужой новизне, и вместо диалога мы наталкиваемся на поучающий монолог или взаимное «в упор не вижу»; - успех в достижении значимых результатов создает соблазн превращения средств, хорошо работающих в определенном интервале, в панацею для решения всех возможных проблем, и тогда моменты истины превращаются в ложные «отвлеченные начала» (Вл. Соловьев); - игровой аспект созидательной деятельности может абсолютизироваться, и созидатель стремится уже не к объективному сопоставлению результатов и синтезу их для руководства Общим делом, но к достижению разнообразия и самовыражению как таковым; с одной стороны это порой и неплохо для научения толерантности, но в целом все же формирует равнодушный плюрализм, отмахивание от необходимости объединяться и сознательно сообща совершенствовать этот мир и самих себя: может выглядеть «благородно», а по существу опасно; - одиночество творческой личности в мире Homo vulgaris вкупе с непонятостью и непризнанием со стороны, казалось бы, собратьев по несчастью усиливает индивидуализм одиноких, что проявляется в излишней недоверчивости («Сколько раз я обманывался»), в том, что называется больным самолюбием, и в мессианских претензиях на свою исключительную правоту; - высокий уровень интеллекта делает таких людей весьма критичными ко всякой попытке подчинить их какой-то вере и общей установке, что нередко переходит в бесконечные дискуссии, когда трудно отличить «поиски истины» от самозащиты, самовыражения («позиционирования») и нежелания «личности» идти «в общем строю» (в некоторых случаях это уже шанс разбудить в себе деструктора); - активное творчество в своей сфере забирает столько сил, что определенный эгоизм почти неизбежен: за пределами своего призвания (научного, художественного, организационного) такой человек либо сознательно ограничивает свои самопроявления (жесткий режим и т.п.), либо оказывается в чем-то слабее и хуже «простых людей» («И средь детей ничтожных мира, / Быть может, всех ничтожней он»); - чаще всего созидатели, равнодушные к Общему делу за пределами «своего круга» (научной школы, деловой корпорации, политической партии и т.д.), далеко не «наивны», но весьма хватки в отстаивании личных интересов, и статусное (формальное или неформальное) самоутверждение ставят выше бескорыстного служения и конструктивного взаимодействия в Общем деле (сия «абстракция» им совершенно невнятна). 469.Согласитесь, что соединиться в одну Консорцию, исходные идеологемы которой уже кем-то заданы, таким личностям, мягко выражаясь, нелегко. И все же некоторые из них становятся основателями консорций, а другие входят в те или иные консорции. Как же это происходит? Кажется, что это может получаться при наличии определенной примеси деструктивности или конформизма. Человек с режиссерскими склонностями (в самом широком смысле этого слова) часто совмещает в себе созидательность и деструктивность, ибо ради своей организационной идеи, готов пойти и на преступления. Оценка соотношения этих двух начал в той или иной личности может вызывать горячие споры (вспомним Наполеона или Сталина), но вряд ли человек, лишенный и тени потенциальной способности «пре-ступить черту», способен кого-то организовать во что-то. Поясню эту мысль, которая может показаться нарочито парадоксальной. Увы, если она и парадоксальна, то – трагически. Чтобы за тобой кто-то пошел, недостаточно высказать хорошую и ясную идею. И она, и ты сам – в неразрывной связи - должны быть ещё и увлекательными. А раз так, то невольно – сознательно или подсознательно – приходится выделывать какие-нибудь трюки, манипулировать, быть суггестивным, «зажигательным» (интересным, демоничным, трагичным, загадочным или, наконец, просто «входить в раж» и «идти танком»). И, стало быть, в той или иной мере становиться нечестным и нечистым или ничего не видеть кроме своей цели. А уж если за тобой пошли и ты впрягся в это дело, то поздно сворачивать, когда интересы этого дела (и своего мессианского самолюбия, разумеется) заставляют тем или иным образом преступить черту. Общность (кружок, партия, секта, коммуна и т.д.), созданная таким путем, всегда чревата выяснением отношений, бунтом и расколом. Наиболее устойчивыми оказываются общности, основанные на слепой вере (религиозные, к примеру, коммуны, а не светские; секты, а не политические партии с внятной программой). Я не этого хочу. Нам такая Консорция (пророк и его апостолы) не нужна. Исходные ценности и идеи должны быть приняты вследствие внутренней близости к ценностям принимающего и ясного и отчетливого восприятия идей. Без тени манипулятивности и суггестии! Честно, добровольно, серьезно. Но носители ценностей и идей с таким подходом до сих пор не становились «вождями» и капризные творческие личности не шли за наивными «Котами Леопольдами». 470.Созидатели с элементами конформизма легко поддаются массовой идеологической моде. То они «патриотически» воспринимают очередную войну, выгодную правящей верхушке, то рукоплещут идеалам коммунизма, а потом с таким же энтузиазмом приветствуют «демократию», то они сциентисты, то призывают вернуться назад к мифу, ну и все в таком же роде. Маяковский уверовал в большевиков, Кнут Гамсун – в Гитлера, кто-то – в превосходство Запада, а кто- то –столь же безоглядно – в православие. Это, конечно, легче и приятнее, чем внутренне выстрадать, системно понять и ответственно принять целостное мировоззрение. Ведь увлечения строятся на эмоциях и скороспелых дилетантских выводах. То же, о чем я веду речь, требует не временного «затесывания» в очередную толпу, но серьезного выхода за пределы своей узкой сферы деятельности, выработки способности входить в контекст человеческой жизнедеятельности в целом. Но беда в том, что такая способность у созидателей в частных областях и у полагающих себя абсолютными пророками, как правило, (исключения мне пока не встретились – ни лично, ни в той информации, которой я обладаю) отсутствует. Её ещё предстоит выработать. 471. «А сам то ты кто, тоже в пророки метишь?» Нет, о чем уже заявил «заранее» (в самом начале книги). Напоминаю: я открыто говорю о своих ценностях и идеалах и выстраиваю гипотезы, которые предлагаю осмыслить, подвергнуть конструктивной критике, никого не агитирую и не соблазняю, на «высшие силы» не ссылаюсь, – в общем, действую «неубедительно». Но, если мои взгляды окажутся кому-то близкими, приглашаю к сотрудничеству. И при этом хорошо понимаю, что и я сам, и они – мои возможные единоверцы и единомышленники далеки от идеала. Нам, вырабатывая стратегическую программу преобразования мира, одновременно предстоит как следует поработать над собственным преобразованием. И, прежде чем ответить на вопрос о возможности реализации Программы, надо понять, а возможно ли такое преобразование созидателей, как они ныне даны в наличности, которое позволит им объединиться в работоспособную Консорцию? Какими мы сами должны стать и насколько это реально? Обсуждению этого я хочу предпослать некоторые примеры, иллюстрирующие сложность и неоднозначность натуры созидателей, таких как они естьk: не более чем отдельные зарисовки и мысли по поводу… k «Я различаю среди философствующих – заявляет Ницше – два сорта людей: одни всегда размышляют о своей защите, другие – о нападении на своих врагов». Тут же вспоминаю его «Казус Вагнер» (и много подобного из перебранки «творческих личностей») и думаю: вы видите «масштаб личности» в размахе таланта и склонны «разоблачать» неподлинность чужих «масштабов» или же защищать значимость «масштаба» вам близкого (нападение и защита!). И главное, конечно же, настоять на своем (вот это личность!). Я же этот масштаб вижу в способности к диалогу и синтезу, в желании и умении участвовать в Общем деле. «Ах, оставьте ненужные споры…». Несколько иной поворот темы. Я люблю читать Бердяева. Много блестящих мыслей, чеканных афоризмов, глубоких наблюдений. Но… Какая категоричность в отрицании всякой системности (как и у Шестова), объективной общеобязательности. Уйти в мир собственной экзистенции, обратиться к Богу, отказавшись от преобразования того мира, в котором царствует тупая необходимость, насилующая тонкие души. И тут же вспоминаю фотографию Бердяева с сигарой: он доволен собой, он жизнелюб! А у Шестова было замечательное кресло, конструкция которого позволяла придавать ему различные удобные положения. Не торопитесь обвинять меня в мелочности. Я сам терпеть не могу «ущемления блох». Этими сопоставлениями одно лишь хочу сказать: да будут философия, мировоззрение человекоразмерными, хорошо и ответственно применимыми в повседневной жизни, а не в талантливом бегстве от неё. Много написано о противоречивой натуре Горького. Я хочу обратить внимание на характеристику некоторых его черт, данную в мемуарах Н.Берберовой «Курсив мой». Для Горького, вспоминает она, важнее было быть услышанным, чем просто высказаться. И дает по этому поводу такой комментарий: «Но насколько люди, для которых высказывание является самым важным в жизни, а все остальное не обязательно, свободнее, сильнее и счастливее тех, которые высказываются не для того, чтобы освободить себя, но для того, чтобы вызвать в других соответствующую реакцию. Эти последние рабы своей аудитории, они без неё не чувствуют себя живыми. Они существуют только во взаимоотношениях с этой аудиторией, в признании себе подобных и даже не сознают той несвободы, в которой живут». Сообщая, что Горький злился, слушая пьесу П.П.Муратова «Дафнис и Хлоя», писательница продолжает мысль в том же направлении: «А между тем в этой прелестной вещи… было столько юмора и полное отсутствие какой-либо дидактики, и чувствовалось, что автор ничего не принимает всерьез (пользуясь своим на то правом, которое впрочем, дано каждому из нас): ни себя, ни мира, ни автора «Матери», ни всех нас, ни вот эту самую комедию, которую даже не собирается печатать и которую, может быть, писал шутя (а может быть, и нет)». Итак, или моралист, или игрунчик… Если абстрагироваться от личности Горького, то я, конечно, не на стороне Берберовой. Меня всегда поражала бессовестность иных Homo ludens, которые как бы не понимают, что те, кто вынужден работать всерьез, никак не могли «дать им право» на несерьезность. Такое право они присвоили себе явочным порядком. Но и трудоголик, всем читающий мораль, меня тоже не восхищает. Тем более такой, как Горький – человек отнюдь не чуждый позерству и, хотя и имеющий во многом добрые намерения, но способный на суд скорый и неправый. Где-то в конце 20-х годов он назвал Лосева… невежественным (за его, в терминологии того времени, «заигрывания с религией»). Но ведь и сверхэрудированный Лосев порой не очень то основательно разоблачал материализм. В общем, куда ни кинь… И подобных примеров противоречивого поведения и мышления творческих личностей – пруд пруди. Приведу пример посвежее. Экономист пишет очень интересную книгу, где с фактами в руках убедительно доказывает, что высокая себестоимость российской продукции (в силу наших природных условий) делает губительной для России полную открытость мировому рынку. Дает отличную критику некомпетентности наших «реформаторов». И тут же заявляет: капитализм – это когда капиталы умножаются, а социализм – когда больше об общественном потреблении думают. Хороший экономист, но ему и в голову не приходит необходимость выхода на мировоззренческий уровень: а во имя чего надо умножать капиталы? Понятно, что для «делового» человека это уже никчемная «философия». Все эти личности очень интересны, все они сделали и делают немало хорошего, но можно ли было бы их сплотить в Консорции – ядре будущей ноосферы? Нет, конечно. 472.Необходимые качества. А теперь попробуем представить себе те черты, которыми нужно обладать, дабы желать и мочь войти в Консорцию и успешно работать в ней. Дальнейшее изложение построим в таком порядке: сначала – исходные качества, без которых вообще невозможно войти в искомую Консорцию; затем, исходя из допущения, что такая Консорция все же состоялась, сформулируем те общие задачи, которые ей прежде всего придется решать в относительной независимости от складывающейся объективной ситуации; и уже после этого остановимся на качествах, которые необходимо будет выработать, без обладания которыми поставленные задачи невозможно успешно решать. И только уже с учетом всего этого можно будет перейти к анализу возможных сценариев развития современного человечества и адекватных им стратегий деятельности Консорции. 473.Исходные качества возможных членов Консорции можно разбить на следующие группы: 1) отношение к тому миру, в который мы «заброшены» («Этот мир устроен не нами, этот мир устроен не мной»); 2) стратегия собственной деятельности; 3) отношение к себе; 4) стратегия взаимодействия с другими людьми; 5) душевно-духовные основы. Характеристики первой группы относятся к общей направленности личности, вторая - четвертая группы раскрывают проявления этой направленности, пятая группа характеризуют внутреннюю основу и направленности и её проявлений. Зная, как относится человек к этой жизни в целом, как реализуется эта общая направленность в его деятельности, отношении к самому себе и во взаимодействии с другими людьми, и каковы его внутренняя мотивация (душевное устройство) и возможности её реализация (мыслительные способности и воля), можно строить прогнозы о его отношении к искомой Консорции и возможностях участия в её деятельности. 474.1. Нас не заинтересуют люди, в целом удовлетворенные устройством этого мира, считающие его «нормальным» и просто ищущие, как бы получше в нем устроиться. Тот, кто проявляет неудовлетворенность и хочет не просто устроиться, но коренным образом этот мир изменить, может привлечь наше внимание. Но в каком направлении? Если – чтобы подмять его под себя и реализовать в нем любые свои фантазии, то подальше от такого деструктора или чреватого деструкцией аутиста-созидателя. Мы ищем того, кто ориентирован на усовершенствование бытия с позиций возрастания гармонии и достижения оптимальности. Однако и такой человек не подойдет, если его созидательная ориентация носит частный характер, если он задумал и успешно осуществляет усовершенствование на каком-то участке, а мир в целом (его отношение к состоянию ноосферы), его мало волнует. Наверное, он достоин большого уважения, но Консорция все же не для него. Чем бы человек ни занимался, предполагается наличие мировоззренческой направленности как ядра его интересов по усовершенствованию бытия, т.е. интенции на гармонизацию и оптимизацию бытия и жизнедеятельности в целом. Я не говорю о степени развития такой направленности. Достаточно принятия философско-мировоззренческой деятельности как организующего ядра отношения к жизни и понимания организующей роли тех её результатов, которые способны задать стратегию его деятельности в Общем деле движения к ноосфере. 475.2. Каждый созидатель создан для вполне определенной деятельности (или нескольких видов деятельности). Стратегия собственной деятельности (сознательно, а гораздо чаще подсознательно) определяется базовыми ценностями, принятыми данной личностью, её ответами на вопрос «во имя чего?». Понятно, что нас не заинтересуют люди, в мотивации которых доминируют деньги, слава, одна лишь радость самоудовлетворения или мазохистски понимаемый долг. Важно, чтобы они были ориентированы не только на то, чтобы умело «скрутить нить», получив за это искомое вознаграждение, но и на то, как эта нить вплетется в общий узор доопределяемой ткани бытия (если для кого-то это «общая фраза», - разговор окончен). Желание понять и почувствовать свое дело в контексте Общего дела как системный вклад в систему, а не «взбрык», может быть, и большого таланта, - вот в чем суть стратегии, удовлетворяющей консорционным требованиям. В теоретической деятельности это проявляется как стремление увидеть место своего вклада в общую систему, в идеале выстраиваемую как восхождение от абстрактного к конкретному (от всеобщих философских категорий до применения в практической деятельности), а не к «изобретению велосипедов» или вложению своего оригинального кирпичика в очередную «Вавилонскую башню». Для художника это преобладание радости вхождения в гармонию эстетической стороны культуры над новаторством ради новаторства и самопоказа. Для организатора это желание не просто решить задачу, но и осмыслить характер своей деятельности в рамках оптимизации организационно-управленческих процессов в целом. У таких людей дело и игра обязательно входят в контекст осмысления и служения. 476.3. Отношение к себе, как правило, самая темная сторона человеческой натуры. Люди почти не способны рефлектировать по поводу своей личности в целом. Они могут в какой-то мере учиться на ошибках и делать свое поведение более эффективным для достижения определенных частных целей. Но положительное представление о себе, я-образ остается «священной коровой». (Даже если это представление оказывается заниженным, оно удивительно инертно, с трудом поддается сознательной перестройке). «Я хороший, я прав, они плохие, они или «жизнь такая» во всем виноваты». Образованность при этом только добавляет изощренной софистики. Поэтому первейшим требованиям для вхождения в Консорцию является потребность и способность к честной саморефлексии. И это не копание в самом себе, но конструктивная оценка реального положения дел, выработка программы по устранению отрицательных сторон (или, по крайней мере, констатация невозможности изменить что-либо при наличных субъективных и объективных возможностях, из которой следует сознательный выбор адекватного приложения своих сил) и контроль над системной реализацией этой программы. Такая рефлексия и выводы из неё являются следствием ориентации на самосовершенствование во имя идеи Общего дела и своего вклада в него. При таком отношении к себе человек адекватно воспринимает и конструктивную (направленную не на унижение, но содержащую справедливые оценки и предложения по совершенствованию) критику со стороны других. 477.4. Желательная стратегия взаимодействия с другими людьми предполагает полное отсутствие властолюбия, потребности суггестивного подчинения других своей воле, обязательно быть в центре внимания. При этом нельзя забывать, что эти агрессивные устремления могут маскироваться (в том числе и для себя самого), якобы, борьбой за правду, отстаиванием истины, призванностью «высшими силами», «обостренным чувством социальной справедливости». А на самом деле «режиссеру» хочется развернуться. Мы хотим видеть, прежде всего, открытость «наивность», т.е. не держание камня за пазухой, отсутствие задних мыслей, хитренького (часто подсознательного) расчетца, грязной мещанской подозрительности (по себе судят), тупой принциповой упертости, постоянного желания поставить ножку на чужую голову. Открытость проявляется в готовности к диалогу и взаимопониманию, к конструктивному взаимодействию в Общем деле, к тому, чтобы учиться друг у друга и, помня о неизбежном различии установок, привычек, темпераментов и т.п., друг другу уступать. Общение таких людей строится не на хаотичном публичном «принюхивании» друг к другу с непрекращающимися попытками навязать свое, выгодное себе, но на честном и открытом предъявлении позиций, выработанных во внутренней жизни, с их последующими согласованием и доработкой. Единство и согласие должны быть выше мелких личных выгод и «побед». А если понимание приведет к невозможности согласия и единства, надо иметь смелость открыто признать это перед собой и другими. Не трудно понять, как эти качества пригодятся в формировании внутреннего климата Консорции, создающего ощущение взаимной надежности, столь необходимого в сложных отношениях с другими общностями и в том мозговом штурме проблем, который ей предстоит. 478.5. В основе качеств, описанных выше, не может не лежать духовность как подлинное единство индивидуальных душ и духа целостности бытия, ибо только её присутствие и способно инициировать стремление к мере и гармонии во всем. В том числе и в отношениях между мышлением и общим эмоциональным настроем. Именно фундаментальный настрой развивающейся гармонии предохраняет наше мышление от крайностей формализованной деятельности логической машины и безответственно фантазирующего аутизма. Мышление, не оторванное от общих корней духовности, отличается единством непредвзятости, интуитивности и логичности. Люди, обладающие таким мышлением, открыты новой информации, т.е. не догматичны, но, в то же время, способны достаточно быстро интуитивно схватывать главное, нужное и отличать истину от тупиковых и лживых путей. Однако они понимают, что и интуитивно схваченное нуждается в проверке и доработке. А это уже требует логичности, но не в качестве последней алгоритмизированной инстанции, а в постоянной обратной связи с вновь и вновь привлекаемыми открытостью и интуицией. Проверьте свое мышление, используя в качестве теста приведенную выше характеристику стиля мышления. Ясно, что она не состоит из однозначно определенных понятий и включает в себя метафоричность. Какова будет ваша реакция? «Это туманно, это общая риторика, я с этим категорически не согласен» – нам не о чем больше разговаривать. «Я не хотел бы обсуждать эту позицию в целом, но по некоторым моментам готов поспорить» - что ж, поспорим, если время позволяет. «Это именно то, что я искал, я верю вам» – не будем радоваться с ходу, диалог должен быть продолжен, и он может кончиться как удовлетворительным результатом, так и полным разочарованием. «В целом позиция мне очень близка, но я хотел бы кое-что уточнить, потому что ваши ожидания и мое восприятие могут не совпадать таким образом, что взаимное понимание окажется иллюзией» - это адекватная реакция и диалог будет продолжен уже с большой долей надежды. Думаю, что такой тип мышления связан и с состоянием воли как стремления и способности реализовать соответствующую направленность, не застревая на отдельных, может быть, и очень интересных отрезках. 479.Где вы видели таких людей? Вся надежда, что они появятся в тех поколениях, с которыми я ещё не общался. Или обнаружатся по мере глобализации интернетного общения. В общем, повстречаться друг с другом будущим единоверцам и единомышленникам будет нелегко, а ещё труднее убедиться в том, что искомые качества действительно имеют место и в той степени выраженности, которая дает надежду на их «доведение до ума». Ведь здесь требуется не слепая вера «пророку» (путь к секте) и не холодное рассуждательство (путь к очередной «научной» тусовке, простите, школе), но единство ценностей и возможностей следования ценностному выбору. А этого пока что – в мировоззренческом масштабе – нечто в истории человечества невиданное. Конечно, взаимная притирка (на случай состоявшейся встречи), отсев и даже борьба, наверное, неизбежны. Но я не хотел бы повторять банальные истории различных партий и коммун, разодранных в клочья или полностью переродившихся (по сравнению с исходными идеями) в результате взаимного непонимания (и неспособности, и нежелания понять друг друга) и борьбы самолюбий. Так что создание искомой Консорции весьма проблематично. И уже на этом этапе жизнь покажет, насколько утопична моя надежда. И здесь возможны три варианта: она полностью утопична, ибо люди такими быть не могут; в какой-то мере она реализуема (скажем как новый Клуб для обсуждения глобальных проблем); она - по мере изменения субъективных и объективных условий (самих людей и возможностей их взаимной деятельности) – реализуема с достаточной полнотой. *** ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ Грустные итоги 500. И анализ сложившейся глобальной ситуации и размышления о возможных путях выхода из неё позволяет подвести некоторые итоги, оказывающиеся, с точки зрения моих идеалов и оценки их на утопичность/реальность, довольно грустными. 1. Конец новой эры ознаменовался исчерпанием идейных возможностей всех основных стратегических проектов развития человечества, как религиозных, так и светских. Однако отказ от идеалов и провозглашение «конца истории» на деле означает скатывание к глобальной катастрофе. Успешно управлять сложным феноменом современной цивилизации только на уровне конкурирующих тактических разработок невозможно. 2. Предлагая новое – ноосферное антропокосмистское мировоззрение развивающейся гармонии, мы сразу же определились с адресатом и возможными «движущими силами» его реализации. Таковыми не являются ни расы, ни нации, ни конфессии, ни классы или иные социальные группы. Ни классовая борьба, ни «столкновение цивилизаций», независимо от чьей бы то ни было победы, не способны решить глобальные проблемы современности. Прежде всего требуется «революция духа», радикальная переоценка ценностей. А потому именно аксиологическая типология людей – по их базовым ценностям – оказывается самой глубокой. В любых группах и общностях проявляют себя три основных типа: созидатели, ориентирующиеся на ценность поступка (события, совершенствующего бытие в целом в процессе «становящегося всеединства»); деструкторы, избравшие путь пре-ступления (эгоцентрического самоутверждения любой ценой) и конформисты, занимающиеся «мимесисом», подлаживанием под то, что «принято», «престижно», «модно». В современной цивилизации тон задают деструкторы, провозгласившие смыслом жизни «волю к власти», достижение максимума в получении прибыли (богатства) и в престижном потреблении. Массы конформистов оказались объектом манипуляции с позиций этих ценностей: в меру своих возможностей они хотят того же. Мы возлагаем надежды на разработку идеалов, созвучных тем, у кого доминирует ориентация доброго созидания. 3. Занимаясь диагностикой истории и современного состояния человеческой цивилизации, мы убедились в том, что наши идеалы далеки от реального положения вещей. Человечество отплыло от одного берега – животного, но пока ещё не приплыло к берегу подлинно человеческому, не обрело нормального состояния в своей новой форме существования. Это означает, что его функционирование не может быть признано удовлетворительным ни с точки зрения самосохранения (непрерывные войны и внутривидовая борьба), ни с точки зрения его роли в биосфере (катастрофическое воздействие антропогенного фактора). Человечество стоит перед объективным выбором: или оно сможет стать организатором ноосферы (коэволюционного развития общества и природы), или же оно может погубить и себя и биосферу планеты в экологической и/или военной катастрофе. 4. Но ни сами люди, ни имеющиеся мировоззренческие установки не готовы к такому выбору. Деструкторы не хотят, конформисты и не хотят и не могут, да и созидатели, несмотря на блестящие успехи в отдельных областях деятельности, далеки от целостного взгляда на мир и свое место в этом мире. Заявка на целостный стратегический проект слишком многими воспринимается через призму интеллигентской напуганности «тоталитаризмом» и суперуважения к «свободе» «себя любимого». 5. Поэтому разработанные мной основы такого мировоззренческого проекта вместо необходимой совместной конструктивной доработки, «мозгового штурма» вызывают скепсис и поспешный диагноз: «утопия». Это же гораздо легче, чем заняться честной рефлексией, борьбой за самосовершенствование и вообще брать на себя какую-то ответственность, какие-то обязательства перед Общим делом. Синица «успешности» и эгоцентрической безответственности «свободной личности» (с какой это стати я буду Себя подо что-то там подгонять!) оказывается предпочтительнее наивной веры в утопического журавля. 6. И когда взвесишь наличное соотношение объективных и только что обрисованных субъективных факторов, то и сам думаешь: «Да, похоже, ещё одна утопия». И утешаешься: «Что ж, отрицательный результат тоже результат». Близок локоть… К тому же, так ли уж альтернативна ситуация: или ноосфера или катастрофа? Люди очень живучие и адаптивные существа. Катастрофу можно как-то оттянуть, выживание (пусть не жизнь, но приспособиться ко всему можно) худо-бедно (хоть на уровне мутантов) обеспечить. И что с того, что отдельным фантазерам это не нравится? Это их проблемы… 7. Да, это наши проблемы. И потому я все же скажу: Но… Надежда умирает последней Сущность творческого созидания, доопределения бытия как собственно человеческого созидательного способа существования это именно «овозможнение невозможного». Оказалось возможным захотеть. Оказалось возможным придумать. Пока невозможно реализовать. Явно отсутствуют объективные и крайне слабо выражены субъективные возможности. Так почему же не начать создавать их здесь и теперь?! Разве это не от нас зависит: здесь и сейчас делать то, что надо и как надо (в нашем понимании этого «надо», разумеется). Утопизм творчества неистребим. И капля долбит камень. 7 июня 2006 года.